– Не нравится мне тут, – заявил Иоганн. – Хотя и чисто.
Иржи расслышал знакомое жужжание. Почему-то не только сзади, но вроде бы и спереди.
– Быстрее! Шнелль!
В спешке они потеряли осторожность, и едва не поплатились: за поворотом, в небольшой комнате, двумя рядами стояли железные человеки. Примерно такие же, как тот, в подвале. Некоторые шевелились, перемигивались огоньками. Лиц у них не было. На месте лица у каждого располагалось что-то расплывчатое, дрожащее и переливающееся. Иногда там проступало как бы зеркало, в котором отражались испуганные, ошалевшие, изогнутые физиономии то Иржи, то Иоганна. Иоганн остановился и открыл рот. Потом сделал попятное движение.
– Ох! Вот же страсти!
Он начал медленно разворачиваться туловищем в одну сторону, а головой – в другую. Иржи схватил его за рукав.
– Куда, ненормальный?! Ходу, ходу!
Иоганн опомнился, и они пробежали мимо шеренг медлительных великанов. Последний протянул руку и успел ухватить Иоганна за шиворот. Но тот вдруг присел и резко рванулся в сторону. Послышался треск, в пальцах железяки остался воротник, а Иоганн был таков. Даже Иржи обогнал. Спасла полицейская выучка.
Потом были какие-то переходы, круглый зал, вроде церкви, только побольше. Вдоль стен вместо икон там стояли длинные столы, по которым перебегали искры, а в наклонных окнах то появлялись, то пропадали изображения. На тонком канате раскачивался тяжелый шар, похожий на пушечное ядро, но не черное, а золотистое. Что-то с натугой выло, сначала медленно и басом, а затем быстро, противно и визгливо. Мигал красный свет. Позади слышались хрипы, вздохи, шум льющейся воды, голоса и шипение, будто толпа чертей пробудилась от спячки и всем скопом принялась умываться.
Они бежали, спотыкаясь о многочисленные канаты, лежавшие на мягких, но странно звонких полах, а за ними лязгали железные шаги, то отставая, то приближаясь. Несколько раз над ними пролетела какая-то попискивающая штучка, но когда Иоганн замахнулся прикладом, она шарахнулась в боковой коридор и больше не показывалась.
– Ни за какими кладами… да ни за что в жизни… – пыхтел Иоганн. – Не нравится мне здесь! Хотя и чисто…
Неожиданно он затормозил. Иржи ткнулся в его спину.
– Ох, ну что там еще?!
– Тсс!
Они остановились перед поворотом, за которым начинался полутемный тоннель. Оттуда, из-за поворота, слышались неспешные шаги. Шарк-шарк-стук, пауза. И вновь – шарк-шарк-стук. Будто старик с клюкой брел. Или старуха. В тоннеле мерцал призрачный голубой свет, как от гнилушек на болоте. С каждым шаркающим шагом он становился чуть-чуть ярче.
– Совсем не хочу знать, кто там, – прошептал Иоганн. – А ты?
Иржи мотнул головой:
– Обойдусь.
Они бросились в боковой ход. И чем дальше бежали, тем страшнее делалось. Как в дурном сне, коридор постепенно становился ниже, уже, темнее. Под конец он вообще превратился в трубу, в которой можно было идти только согнувшись в три погибели.
– Назад дороги нет, – сказал Иоганн.
Иржи кивнул. Вскоре пришлось опуститься на четвереньки. И тут появилась надежда. Иржи почувствовал дуновение свежего, пахнущего рекой ветра, а впереди обозначилось светлое пятно.
Он рванулся дальше, яростно работая локтями и коленками. А за их спинами уже мелькал зловещий луч, слышались звонкие лязги. Только бы не бабахнул из чего-нибудь, подумал Иржи. Здесь, в совершенно прямой трубе, промахнуться было невозможно. Особенно если картечью… Но никто не стрелял.
Труба выходила на обрывистый склон горы, высоко над Быстрянкой. Иржи порвал матерчатую сетку, закрывавшую отверстие, раздвинул стебли дикого хмеля, и тут же судорожно уперся в гладкие стенки – ниже был почти вертикальный обрыв. А за рекой, как на ладони, лежала деревня с темными еще избами. А в деревне тревожно скулил Бернгардт, родненький.
Внизу, под самым обрезом трубы, в предрассветных сумерках угадывались заросли тальника. У Иржи мелькнула мысль о том, что если придется падать, кусты в какой-то мере смягчат удар. Но проверять это очень не хотелось.
Позади испуганно бубнил Иоганн.
– Чего? – спросил Иржи.
– Обрыв там?
– Обрыв.
– Веревку с тебя размотать?
– Давай.
Пока Иоганн разматывал, Иржи лихорадочно принялся ощупывать стенки, пытаясь найти крюк, штырь, кольцо, что-нибудь, что позволяло бы закрепить конец веревки. Однако внутренность трубы оказалась абсолютно гладкой. Ни выступа, ни отверстия, ни даже царапины. Отчаявшись, он выглянул наружу.
Начинало светать. На куполе колокольни уже отразилась заря. С крыши Промехиной мельницы опять каркал ворон. Порядочные птицы еще спали.