Мол, пусть он закусит влёгкую,
Хлеб-соль завернёт в кашне
И катится в даль далёкую
К любимой своей жене.
Глазами глядишь печальными,
Прогнать его нету сил.
Ты помнишь, как он под пальмами
Тебя на руках носил,
Как вы у причала падали
На мокрый песок плашмя,
И волны по гривам гладили.
И вечность уже прошла…
Он утром, как горький пьяница,
Лицо кулаками трёт.
Впотьмах к телефону тянется,
Кому-то чего-то врёт.
Ему хоть бы хны, похмельному.
Ты к стенке отводишь взгляд.
И кофе несешь в постель ему
Уже десять лет подряд…
1997
Я очень люблю роман в стихах «Евгений Онегин» А. Пушкина. По ходу жизни я много раз к нему возвращался — перечитывал, думал о его героях, о том времени и т. д. Девяностые годы двадцатого века подарили много сюжетов любому пишущему человеку, мне в том числе. Некоторые события из жизни моих знакомых удивительным образом напомнили мне «Евгения Онегина» — на то она, считаю, и классика, чтобы время от времени становиться предельно актуальной. Меня не очень устраивают расклады, когда некоторые мои земляки (Онегин и Ленский, например) начинают ни с того ни с сего впадать в неправильное, на мой взгляд, состояние — см. финал пушкинского романа. Я написал произведение с более оптимистической концовкой. Совпадения имён моих героев с именами пушкинских персонажей носят довольно случайный характер.
Жанр моего произведения я определил как «песнь». Песней это не назовешь — не бывает таких длинных песен. Стихотворением тоже не назовешь. Мне и слово «поэма» не нравится в данном случае, а песнь — это когда хоть пой, хоть рассказывай столько времени, сколько хочешь, и ничего, нормально.
1
Ну, что тебе сказать, мой друг читатель? —
Что полон я по-прежнему огня
И что ещё не создан выключатель,
Который может выключить меня.
Во сне, и на ходу, и днём, и ночью
Я сочиняю песни о любви, —
Как будто вечный двигатель — точь-в-точь я, —
Попробуй ты меня останови!
Никто и не пытается, чего там?
Такое нынче времечко пришло, —
Стихи читать — как бегать по болотам —
Тоскливо людям, трудно, тяжело.
При численном глобальном перевесе
Тех, кто и букв не в силах распознать,
Народу я едва ли интересен —
На кой им хрен поэзию читать?
Обычно на всю голову контужен
Народ, который знает, что к чему,
И на простой вопрос: «Кому ты нужен?»
Я сам же и отвечу: «Никому» —
На первый взгляд, конечно. На второй же
Картина будет несколько другой,
Об этом речь пойдёт немного позже.
Ты потерпи, читатель дорогой.
Мне прошлая пора в который раз идёт на ум —
Эх, годы шли, катились — так и сяк, шурум-бурум, —
Пешочком ли, под горку кувырком ли.
Я песнь про эту пору сочинил, нашёл слова.
Друзья! Я расскажу вам всё, как было, но сперва
Со списком персонажей ознакомлю.
Женька — старый приятель мой, — нет, не Онегин,
Что у Пушкина в книжке, но жизнь говорит:
Если с бегом сравнить её, он в этом беге,
Хоть хромой, хоть какой, но всегда фаворит.
Вовка — тоже герой мой. Как в море подлодка,
Он таинственный весь — с целью девок завлечь! —
Ну, а так — наш обычный советский Володька,
Правда, тоже, как Ленский, с кудрями до плеч.
Кто ещё? Две блондинки — Танюха и Олька,
Здесь покажут они, что такое любить,
Ими будет такая исполнена полька,
Что кому, как не им, героинями быть?
Ну, и Пушкин. Кому это имя знакомо,
Тот со мной согласится — куда без него?
Кто он есть? Наше всё! Значит, он по-любому
Был и будет всегда элементом всего.
2
Короче, тут история такая:
Мы в ВУЗе были верные друзья,
На лекциях всегда сидели с края —
Танюха, Женька, Ольга, Вовка, я.
Ещё там были Славка и Валерка,
И рыжая, забыл уже, как звать, —
Тамарка? Нет, не факт, скорее, Верка,
И балаболка Нинка — ей под стать.
Учились мы, конечно, не особо,
Зато была гулянка — высший класс!
Какая, братцы, к чёрту, там, учёба,
Когда весна с ума сводила нас!