Ни ягоды-малины,
Ни спиртного,
Развалины, руины,
Всё хреново.
Погано. Гадко. Худо.
Войны, взрывы.
Но мы живём, покуда
Девки живы!
Пусть парламент скурвился по пьянке,
Пусть заснуло войско — не беда.
Хороша осанка у Оксанки
И душа у Клавки хоть куда!
Вот увёл с тропы кого-то в тень я,
Говорю: «Держись, товарищ, брат,
Выпьем за основы возрожденья —
За любовь, за дружбу, за девчат!
Ничего, что сволочи смурные
Нас с тобою ставят на рога,
Хороша ключица у Марии,
Хороша у Клавдии нога!»
В тумане ли, в дыму ли,
С пляской, с песней
Ко мне несется пулей
Машка с Пресни!
И пусть мороз лютует,
Снег не тает,
Она меня целует,
Обнимает!
И я ей шар надую
К Первомаю!
И я её целую,
Обнимаю…
«Сотню лет не вылезать бы из норы укромной…»
Сотню лет не вылезать бы из норы укромной.
Снег и слякоть вперемешку за любым углом.
Я облезлый пёс дворовый, я — ничей, бездомный,
Город-зверь меня сграбастал, проглотил живьём.
Шкурой, шерстью, лапами, ушами, головой
Я плачу за то, что без ошейника шатаюсь.
По увядшим листьям, по шершавой мостовой,
По ночным окраинам петляю, спотыкаюсь.
Вот, от сытости сутулясь, до земли согнулись
Такса, словно королева, пудель — важный принц.
Озираюсь. Огрызаюсь. Вереница улиц.
Паутина переулков. Путаница лиц.
Путь мой — во все стороны, в любой конец и край.
У меня свобода. Хочешь — стой, а хочешь — падай.
Хоть под фонарём, хоть под скамейкой подыхай.
В общем, будь для родичей утехой и усладой.
А у города со мною разговор недолгий,
По мою собачью душу шпарят со всех ног
Из щелей, из подворотен холода, как волки,
И трамвай — за ними следом, важный, как бульдог.
Ветер сдёрнет сумерки с деревьев и домов,
Я проснусь под лестницей, озноб стряхну со шкуры,
Под подошвой дворника очнусь от сладких снов,
В серый сумрак прочь уйду, в рассвет сырой и хмурый.
Ветер. Клёны, как калеки, до земли согнулись.
Ветер. На бульварах сонных ни собак, ни птиц.
И опять на целый день мне — паутина улиц,
Вереница переулков, путаница лиц…
«Она романсы пела, соседка наша Томка…»
Она романсы пела, соседка наша Томка,
Стихи нам вслух читала и водки не пила.
Она парням казалась прекрасной незнакомкой
И вышла в королевы, как только подросла.
И вот уже с ней связан навеки, воедино,
Пленен её талантом, улыбкой, красотой —
Серьезный и солидный директор магазина,
На нём пиджак из драпа и перстень золотой.
Он дело знает крепко, ворюга и проныра, —
Покой в дому, порядок, и тишь, и благодать,
И он не хочет с нею штудировать Шекспира,
А хочет дебет-кредит нам пару с ней сверять.
И ни стихов, ни танцев, и, как стальное шило,
Тоска пронзает душу, как чёрная стрела.
Уж лучше б она водку стаканами глушила
И, книжек не читая, от радости цвела!
Гуляла б, веселилась, играла бы не вальсы,
А песню «Чижик-Пыжик» на радость всей родне…
А тут — сиди и сохни, на калькулятор пялься,
На чёртов дебет-кредит. Ей кнопки режут пальцы,
Ей клавиши рояля мерещатся во сне…
«Я когда-то с ним учился в ВУЗе…»
Я когда-то с ним учился в ВУЗе,
Пить портвейн ходил к нему в гараж.
Братцы, кто такой Володька Кузин?
Это высшей пробы персонаж!
А ещё — в России ли, в Союзе,
В городе, в деревне, да везде,
Самый первый парень — это Кузя,
Конь такой рабочий в борозде.
Что ему все камни и колючки, —
Силища бурлит, клокочет в нём,
Он пахать настроен до отключки,
Утром, ночью, вечером и днём!