Мы к лагерю вышли. Они меня в нужные руки
Отдали: ну, всё, тренируйся, дружи с головой,
С гармошкой к русалкам своим заявись — руки в брюки,
Башки не теряй там. Пока ты в уме, ты живой!
Им наверх ещё лезть,
Им обратно идти на подъём:
«Всё, пора, время есть!
Мы ещё до вершины дойдём…»
Им из термоса чай —
На дорожку дают посошок,
И во сне, невзначай
Я шепчу: «Да поможет вам Бог…»
«Мы были молоды, сильны и бесшабашны…»
Мы были молоды, сильны и бесшабашны,
А он — чуть старше, молчаливей и мрачней.
И на маршрут, как на прогулку, как на пляж мы
Пришли в тот год — гора сложна, и хрен бы с ней!
О судьбах мира, матерь божья,
О надежде, о мечте,
Под ледопадом, у подножья,
Привыкая к высоте,
Мы за стаканом, час за часом,
Про начало всех начал
Который день точили лясы,
Только он один молчал.
И каждый вечер — нам казалось, что не кстати —
Он нас учил суставы, связки разминать,
И был вопрос в его глазах вполне понятен:
Мы кто вообще, чтоб не по делу тут болтать?
Бывают умные спортсменки,
И у нас такая есть —
Мозгов полно у нашей Ленки,
Чтоб саму латынь прочесть!
Она прочла: «Молчи и делай» —
Всё. И больше ничего —
Наколку Ленка углядела
На запястье у него.
Мы заползли на шесть пятьсот и там застряли,
Мы на красоты рты устали разевать.
Мы в жарких спорах больше время не теряли,
Вопрос один был: как нам дальше выживать?
Сквозняк холодный ёрзал в пузе —
Что-то как-то не того!
Нас высота скрутила в узел —
Всех подряд, но не его.
Лежим. Вершина высока.
Он нас с утра в печаль поверг:
«Вы отдохните здесь пока,
Я просто сбегаю наверх».
Металась, нервничала, дёргалась природа,
Сезон дождей был на подходе, на носу.
А он взошёл на восемь сто без кислорода —
Взбежал, взлетел, пока мы чухались внизу!
У нас над ухом смерть свистела,
Камни падали со скал,
А он пахал — молчал и делал —
Шёл, рубился, рисковал.
Мы травим байки втихомолку.
Не взошли. И что с того?
Но помним, помним ту наколку
На запястье у него!
И красно солнышко, как овощ с огорода,
Подлюга ветер утащил за перевал.
А он взошёл на восемь сто без кислорода,
А после нам ещё спускаться помогал.
У нас палатки снег засыпал,
Глянь вокруг — белым-бело.
Нас, злых и вялых, с недосыпа
Било, глючило, трясло.
Эх, где ты, базовый наш лагерь?
Холод, ночь. Пропала связь.
Эх, нет живительнее влаги
Той, что там рекой лилась!
Мы ухайдоканные в ноль. Конец походу.
Нас ветер странствий уморил и умотал.
А он взошёл на восемь сто без кислорода —
Он свой баллон каким-то «чайникам» отдал.
Как будто чёрт когтями чиркал,
Ветер тёрся возле щёк,
А он нас каждого за шкирку,
Спотыкаясь, вниз волок.
У нас у всех оно впервые —
То, что ноги не идут.
«Ну ни хрена себе? Живые!»
Он довёл нас. Всем салют!
И если жизнь свою, братишка,
Ты не хочешь продолбать,
То и шуметь не надо слишком —
Надо делать и молчать.
И чтоб душа дружила с телом,
Чтобы свет не гас в ночи,
Молчи и делай, делай, делай,
Делай, делай. И молчи!
…Вот мы напитки бросим пить, —
Суставы, связки разомнём,
И снова будем лёд рубить,
И снова вверх на штурм пойдём…
«Чёрных елей угрюмый конвой…»
Чёрных елей угрюмый конвой
Нас у входа в каньон стережёт,
И в обнимку с последней листвой
Первый снег закрутил хоровод.
Сушим вёсла. Закончен маршрут.
Пой, Серёга, всю ночь до утра.
Звездопад — как прощальный салют.
Мы с Серёгой сидим у костра.