— И таким образом, больше, чем его родители, походить на обезьяну?..
— Да… Но, возможно, произошло и нечто другое, милорд. Возможно, тут имела место телегония.
— Что это такое?
— Телегония — это влияние первого самца на последующее потомство самки, родившееся уже от других самцов. Факт подобного влияния отрицается биологами, как не выдерживающий научной критики, но его признавали и признают все скотоводы. Наиболее известный случай — это случай с кобылой лорда Мортона. Сперва её спарили с зеброй и получили метиса. Затем её уже спаривали с жеребцами её же породы, но она по-прежнему приносила полосатых, как зебра, жеребят. Если мы признаем телегонию, то тогда вполне возможно, что самка, о которой идёт речь, уже имела детёныша от самца своей же породы или от какой-нибудь большой обезьяны; и последующее потомство — результат скрещивания её с человеком — сохранило черты первого производителя.
— Итак, обобщая всё сказанное вами, вы считаете невозможным делать какие бы то ни было точные или даже приблизительные выводы о природе жертвы, исходя лишь из того факта, что она родилась от человека?
— Да, я думаю, это было бы неосторожно.
— Значит, вы можете повторить под присягой ваши слова? А именно, что жертву нельзя считать человеческим существом?
— Под присягой? Нет, милорд. Ещё раз повторяю, это лишь моё сугубо личное мнение. И вполне возможно, что правы те, кто придерживается в данном вопросе противоположной точки зрения. Вообще я полагаю, что врачи-практики вроде меня не компетентны в подобных вопросах: их должны решать специалисты по зоологии человека, то есть антропологи.
— Суд благодарит вас. Есть ли ещё вопросы у обвинения? Нет. У защиты? Также нет. Вы свободны, доктор.
Место доктора Фиггинса занял судебно-медицинский эксперт доктор Балброу. Это был седой как лунь старик с измождённым землистым лицом. Он сильно сутулился.
— Сообщил ли вам доктор Фиггинс во время вскрытия свои замечания о строении тела жертвы? — обратился к нему прокурор.
— Сообщил, — ответил свидетель.
— Пришли ли вы к тому же выводу, что и он?
— Нет.
— К какому же выводу пришли вы?
— К выводу, что смерть жертвы последовала от введения смертельной дозы стрихнина.
— Вас не об этом спрашивают, — вмешался председатель суда.
— Нам хотелось бы узнать, — продолжал прокурор, — какие выводы сделали вы из этих наблюдений, то есть считаете ли вы жертву человеком или обезьяной?
— Никаких выводов я не сделал.
— Почему?
— Потому что в мои профессиональные обязанности не входит делать подобного рода выводы.
— Однако ж вы передали результат вскрытия полиции для того, чтобы та начала дело об убийстве, — сказал прокурор.
— Совершенно верно.
— Но ведь нельзя назвать преступлением убийство обезьяныСледовательно, вы пришли к выводу, что от руки убийцы пал человек!
— Ни к какому выводу я не пришёл. Я лишь обязан выяснить причину смерти, и только. Остальное касается суда, а не меня.
— Никогда не слышал ничего подобного! — воскликнул прокурор.
— Но ничего подобного никогда и не происходило, — возразил свидетель.
— Значит, вы решительно отказываетесь высказать своё мнение?
— Решительно.
Так ничего больше от доктора Балброу и не смогли добиться. Тогда вызвали известного антрополога — члена Королевского общества антропологов профессора Наача. Королевский колледж естественных наук, к которому обратился суд, рекомендовал его в качестве эксперта, каковой должен был дать необходимые разъяснения о природе жертвы. Это был уже немолодой человек, с лицом, изрытым морщинами, с взлохмаченными волосами, по которым он то и дело проводил ладонью, тщетно пытаясь привести в порядок свою седеющую шевелюру. Он плохо слышал, и голос у него оказался неприятным, визгливым. Не успел прокурор закончить свой вопрос, как он начал пронзительным голосом, отрубая слова: