Но как ожили эти картины, как засверкали рядом со скупыми строками согдийского купца и рядом с превосходными строками великого хорезмийского учёного аль-Бируни!
Взгляните снова на строки, оставленные нам гонцом Деваштича:
«…господину, государю, великому оплоту…»
И если после этого вы посмотрите на превосходное серебряное блюдо, на котором искусный чеканщик сделал барельеф, изображающий крепость, в дыму пожарища и воинов, повешенных вниз головой, перед вами живо встанут события тех дней, которые арабский летописец ат-Табари увековечил в скупых строках.
Он рассказал лишь о том, как был обманут князь Деваштич, который поверил арабскому наместнику Саиду ал-Хараши, пообещавшему самаркандскому государю свободу, если он сдаст свою крепость.
Ат-Табари приводит строки другого арабского летописца, ал-Мадаини, который писал о том, как Деваштич долго не соглашался сдать крепость. Как он просил пощады для своих людей и как, получив обещание от арабского наместника, сдался, был милостиво принят, обласкан, обнадёжен, а затем вероломно был распят на древней могиле.
Развалины Пенджикента с его очень интересной и своеобразной архитектурой, с остатками водопровода, с улицами ремесленников и прочитанные востоковедами документы — всё, вместе взятое, позволило учёным снова найти забытое царство и ощутить дыхание жизни древней Согдианы.
Архитектор на развалинах
ы спросите: для чего нужен архитектор на развалинах? Ведь не станут же восстанавливать этот древний город, построенный когда-то из такого непрочного материала, как плиты из лёсса. Архитектор нужен для того, чтобы изучить этот город, чтобы понять искусство строителей и зодчих, чтобы узнать, как благоустроены были дома в древности, и ещё для того, чтобы прочесть эту глиняную летопись, таящую так много загадок.
На протяжении долгих лет архитектор В. Л. Воронина выезжала с археологической экспедицией на раскопки.
Она вместе с археологами раскрывала погребённые под толщей земли помещения. Тщательно вымеряла каждую стену, каждый проём, каждую арку. И с величайшим вниманием изучались все те остатки строительного материала, которые удалось подобрать среди руин.
Вместе с археологами она стала свидетельницей трагедии Пенджикента, когда увидела остатки обугленных деревянных колонн, куски обугленных фризов, деревянных статуй, стоящих в нишах, причудливо вырезанных деревянных карнизов.
Как ни странно, но именно пожар помог архитектору сделать реконструкцию древних сооружений. Вы спросите: каким образом? Ей помогли обугленные куски дерева, избежавшие тления.
Архитектор-историк отлично знает, как строили в те далёкие времена, какими пользовались материалами, каким способом достигали необычайной прочности и гармонии. Эта красота понятна не только специалисту архитектору, но и каждому человеку, который с интересом посмотрит на остатки древнего сооружения и попытается мысленно дорисовать его и увидеть его таким, каким оно было до разрушения.
Но архитектору стало уже привычным мысленно дорисовывать эти руины.
И это знание истории и тщательное изучение каждой находки позволило ей воссоздать и жилище князя с просторным айваном, украшенным резными колоннами, карнизами и фризами. Она смогла воссоздать на куске ватмана древнюю крепость и храм.
Рабочий день архитектора на раскопках полон нескончаемых забот и волнений. Ведь дело не только в том, чтобы обмерить высоту стен и сводчатых потолков. Для того чтобы сделать реконструкцию, нужно сохранить каждую деталь, которая случайно уцелела под толщей земли.
И вот, когда была найдена первая обугленная колонна, когда упаковывали в вату и укладывали в ящики каждый кусок уголька, архитектор вдруг обратила внимание на то, что некоторые кусочки угля как бы отшлифованы, имеют какие-то закругления. И она стала складывать мозаику, не ведая, какой она будет выглядеть.
С величайшим терпением она очищала обугленные остатки дерева, заливала их парафином, чтобы не рассыпались хрупкие обломки чего-то пока ещё непонятного.
Но когда парафин сковал воедино уже готовые рассыпаться угольки, архитектор увидела обломок деревянной капители, на которой были вырезаны кисти винограда с листьями.
Теперь уже надо было закрепить это дерево воском и смолами. Когда дерево было пропитано смолами, которые сделали его таким же крепким, каким оно было до пожара, и когда были склеены все обугленные кусочки, этот обломок капители, хранящийся теперь в Эрмитаже, уже говорит каждому, кто смотрит на него, об искусстве резчика.