Ни того, ни другого в вас вряд ли достанет, если вы только-только пришли в себя после дикой боли и сильнейшего физического потрясения, — лишь с полминуты назад…
После того, как вам надавали по башке пудовой гирей, не так легко удержать в ней подобные таланты и навыки.
Да будьте вы хоть трижды Чаплином!
И я поверил. К тому же только дурная смелость обречённого организма, которому уже нечего терять, позволит бросить в лицо убийце наглое и дерзкое утверждение относительно лжи того, кто вот-вот вскроет вам черепушку.
Это меня крайне озадачило. Нелегко переживать дважды за пару минут крушение диаметрально противоположных умозаключений. Особенно если каждое из них хоть несколько секунд кряду казались единственно возможно верным… Я отпустил его.
— И что же это, по-твоему, такое?
— Это обычное мясо… Они его недавно принесли откуда-то, — сказали, что убили какое-то животное…
Парня колбасило. На фоне этой новости всё остальное для него на какое-то время как-то поблекло.
Я молчал, не зная, что и думать. Я знал точно, о чём говорю. Человечина, вне всяких сомнений. Да только не в чем мне было пока упрекать мальчишку.
Видно же, что для него это удар куда больший, чем для меня, видевшего и раньше всё, даже такое. Даже каннибализм. Просто тогда, в те далёкие годы, ЭТО воспринималось по-другому. Это были ЧУЖИЕ люди. Не из МОЕГО народа. Не в МОЕЙ стране. И не посреди НАШЕГО леса…
— Ну-ка, давай подробнее…
…Мы в нашу бытность иногда натыкались на полусгнившие останки тех, кем попировали какие-нибудь чернокожие повстанцы или попросту балующиеся позабытыми ритуалами и памятью предков папуасы. Но видеть это в русском лесу?! Хотя о чём это я говорю? Всё — это значит ВСЁ!!!
Мир перевернулся.
И всё стало для многих обыденным. Даже то, что раньше казалось сверхужасным, ныне приживается, как нечто само собою разумеющееся. Жизнь на этой планете на долгие годы, если не на века, приобретает наиболее простой и, может быть, почти естественный для выживания вида, порядок развития и ход вещей… Что страшно вдвойне.
Нет больше иного закона и страха, чем тот, который самоутвердился в связи с тем, что…
Нет больше Кодексов и статей. Нет больше тех, кто способен осудить чудовище в голос… и не поплатиться за это собственным окороком с нежной задницы…
Нет больше тех, кто побежит с доносом и напишет заявление. Как нет и самих тех, кому можно накарябать это самое заявление. Сейчас балом правят сила и пуля.
Истеблишмент сдох.
И на его руинах победоносно, задорно и радостно отплясывают наконец-то вырвавшиеся на свободу самые низменные инстинкты человечества…
Глава VII
Когда пацан немного пришёл в себя, хотя и это понятие было для него крайне относительным, я сделал ему чаю.
Пока он, аж зажмурившись от удовольствия, прихлёбывал бодрящий напиток, я выяснил, что все, кто лёг на этой поляне почти часа назад, приходились ему что-то вроде «командиров». А он — «салабон», новобранец.
Если это слово было применимо к весьма странной по сути «армии», в которую его угораздило угодить.
Незадолго до катастрофы их, кучку молодых оболтусов, потянуло на модную турбазу в районе Красной Поляны.
Вдоволь накуражившись и натусившись на тамошней вечеринке с заезжими ди-джеями и гостями из разных регионов, весь этот недозрелый бамбук в количестве двухсот тридцати с лишним душ, не считая большого количества людей разных возрастов, отдыхавших там же, оказался заложником происшедших перемен. Какое-то время заботу о них взяли на себя работники баз отдыха и пансионатов, согнавшие со всех окрестных мест весь наличный люд в одно огромное стадо.
Завезённых накануне продуктов и запасов питьевой воды хватало на первое время, а потом… Потом в район нагрянули толпы бездомных и голодных людей, пролилась первая несмелая или наглая, намеренно жестокая, кровь. За извечное: еду, кров, одежду…
Народ разбился на группы и занял "круговую оборону" от «соседей». Так продолжалось две недели.
А спустя ещё неделю, когда съели даже окрестных енотов, вооружённые до зубов лица вошли в долину…
Тех, кого посчитали нужным и достаточно жизнеспособным, построили в колонны и повели, почти погнали, в сторону Горячего Ключа. То есть почти весь молодняк старше 16, что там был. Естественно, — всех молоденьких девушек; девчонок — почти детей, и женщин среднего возраста.
По какому ещё критерию шёл отбор, Паша (это было настоящее имя мальчишки) не знал. Что стало с остальными, которые "не глянулись" людям в форме, Жук — такой ещё кличкой представился мне тинэйджер — тоже не знал. Похоже, общее состояние здоровья играло далеко не последнюю роль. Однако в толпе смутно гуляли рассуждения о том, что тех, оставшихся и «невостребованных», просто перестреляли.
Наиболее «умные» сообразили и поделились этими мыслями с другими, и заявили, что они теперь — пленники. И что вести себя стоит тихо и покладисто, не поднимая шума и недовольства по поводу тяжестей перехода и отсутствия удобств.
И действительно, — как только маленькая группка молодняка из Москвы попробовала запротестовать относительно скромного питания, отсутствия чистого белья и душа, совместного беганья по кустам в туалет на привале, — их жестоко, нечеловечески избили. Двое из семи умерли почти сразу же. Девушек, первыми поднявших этот глупый возмущённый хай, изнасиловали. Попытавшуюся вступиться за них женщину постарше тоже зверски отметелили, изнасиловали уже толпой, после чего колонну вновь пинками построили и погнали быстрее обычного.
Больше прав качать не пробовал никто.
А после того, как их привели на место, в какой-то укреплённый посёлок, они были распределены между своими «инструкторами». Для которых они скорее служили слугами и мальчиками на побегушках, чем бойцами.
Хотя несколько ребят, ушедших со взрослыми куда-то к этим местам, так назад и не вернулись. Жуку в качестве «наставников» достались Ермай и его "банда".
Для чего служили девочки и остальные женщины, понять не трудно. Но те очень быстро свыклись со своею естественной природной ролью, словно поняли, что теперь мир целиком принадлежит мужчинам. И даже вовсю старались угодить в кустах и постелях воякам. За что им перепадало всякого рода вкусностей и поблажек куда больше ребят…
— Хм… а ты на них в обиде за это, что ли?
Тот стушевался:
— Да ну почему… Нет. Просто… обидно как-то. Они же люди, гордость какая-то должна быть, что ли… А не за конфету…
— Они прежде всего суки, понимаешь? В смысле — самки. Они всегда будут с тем, кто правит и сильнее, и крайне редко — до конца с тем, кто угнетаем. И знаешь, сынок… Они мудры от природы, эти женщины. И они, пусть только лишь теперь, но всё же признали то, что так или иначе им приходилось вдалбливать в их чумные головы все те времена, что просуществовала человеческая цивилизация. Для этого понадобилась мировая жопа. Но если это должно было случиться хотя бы для того, чтобы прозрели наши бабы, может, будем считать, что оно того стоило?
…Мир ценностей поменялся моментально. Вот ты. Разве ты думал когда-нибудь о том, что потеряешь тьму времени глупо и без пользы, вытанцовывая на ваших «дансингах»? Прокалывая уши и ноздри, как дикарь?
Жук напряжённо слушал, словно боясь пропустить хоть слово. И торопливо вставил:
— Я не прокалывал, как видите. — И он поспешно стал тянуть себя за уши. — Ну, я «ботан» по-вашему, конечно… Но до «педикализма» не дошёл, слава Богу…
Я кивнул:
— Ну, не ты, так другие. Во все времена хватало кретинов и бездельников, подобных пчёлам без жала. И они сгинули. Сечёшь мою мысль? Так и с женщинами… Тряпки, сплетни, удовольствия, дорогие побрякушки, — вот что для них было смыслом жизни. Редко, опять же — дети и родные.
…Хрен его знает, может, по-другому они и не хотели? За этими бирюльками им удавалось, наверное, прятаться от ужасов и трудностей обыденной жизни… А мы, мужики, как распоследние дураки, изо всех сил и всячески — потакали им, — в этом их стремлении свалить на нас же свои проблемы и трудности… Ох, и преуспели же мы в этом! В результате все… понимаешь, — ВСЕ мы — просто жирные, не способные уже прыгать блохи на скатерти жизни. Пришёл некто…и попросту смахнул нас ладонью… Как крошки поролона. Да уж… — я закуриваю и смотрю в огонь.