Теперь, я уверен, ты сидишь и переживаешь, недоумённо и слегка испуганно оглядываясь на сходящую с ума «энергетику» объекта.
Кому теперь смешно, а, Вилле? Ха-ха? Ну, что же ты молчишь? Чего не смеёшься?
А-аа, ты не знал всех особенностей этого бункера, этой системы?
"Агат", мой милый, как и «Феникс», — это не твои сверхновые «бирюльки» от «Майкрософт», или как его там?! Это такое старьё от папы Джузеппе, что Тортила в сравнении с ними просто девственница!
По ним усердно шарахал каменным топором, как заведённый, наверное, ещё мой пращур…
В твоих хитрых и умных железяках такого не было, не так ли? И ты не знаешь особенностей той «лодки», в которую ты так неразумно уселся?!
Их знаю я, я! Я много ещё чего такого изучал и знаю… Понял?
Но не ты, продвинутый ты наш!
Так чего ж ты не смеёшься, урод?! Я хочу слышать твой хриплый, снисходительный смех!
Все эти мысли пролетают у меня в голове за пару секунд, и всё это время я машинально и споро действую.
…Не теряя скорости, я ж говорю, — поднимаю ствол — и дважды нажимаю на спуск…
Жуткий вой взбесившегося оборудования перекрывает все звуки вселенной…
Невыносимые страдания и муки, проклятия людям и небесам… и дикое желание жить, — "жить… дайте мне во что бы то ни стало, жить"…. - слышалось в его трубном, полном боли крике…
Свет гаснет. Совсем. Теперь я — наглый и полновластный хозяин ваших грёбаных коридоров, а вы… Как кроты в собственной норе, которым вдруг залепили нос.
Да вам теперь и не до меня. Теперь вы там, в низах, побегаете и попотеете от страха и усердия так, как в жизни ещё не приходилось. Во главе с Тайфуном. Он дока, он у нас доху… знает, так вот пусть и поумничает там теперь — в полной темноте, да под угрозой полной и обосраной до пят "жопы".
Потому что главные двери, как и вспомогательные, теперь НЕ ОТКРОЮТСЯ, мой сладкий!!! Не выскочить теперь, вот в чём прелесть!
Так уж по-дурному они задуманы и исполнены, сечёшь? Это для того, чтобы в мирное время исключить по максимуму «выхлоп» в аварийном случае, вроде ТАКОЙ ВОТ ситуёвины, как я тебе сейчас создал…
Он, этот «семейный», самый надёжный в мире «склеп», тщательно и со знанием дела погребёт в своём чреве всех, кто доверился ему, но не выпустит из себя губительные изотопы урана…
Этот бункер, — насколько он, падла, БУНКЕР, настолько же он и БРАТСКАЯ МОГИЛА, сук-ка!!!
Ни за какие коврижки я не залез бы сюда, как ты, добровольно!
Короче, Вилле… Не успеешь отладить систему — через двадцать минут тебе нечем будет охладить турбины и ядерный реактор.
Ещё через двадцать пять — тридцать отрубятся и резервные насосы, — сдохнут накопительные энергетические ёмкости. То бишь — аккумуляторы, что питают эти "насосы последней надежды"…
И тогда она взбесится и отомстит всем за столь неразумное вмешательство в её, уснувший было, покой.
Словно разбуженный дракон, оно порвёт на мелкие лепестки всех, кто просто оказался рядом, в его логове. Не спрашивая имён и намерений.
Вам для начала станет там невыносимо жарко, а потом… Ну, потом ва-аще всё, — ищи бумажку…
А то, что убежище живёт и работает благодаря именно реактору, я понял ещё тогда, когда увидел, какой глубины и этот «колодец», и эти «шхеры», мать их так!
Привет тебе, заслуженный шахтёр, спасатель собственной задницы! Я оставляю тебя и твою умную голову наедине с этой, считай, первой проблемой… и ставлю на тебя, как говорили мне тут не так давно… Некоторые…
Не подведи же меня, солдат… Ха-ха!!!
Я не подведу, не бойся, Тварь. Ты лишь постой тут немного, проследи, чтобы им там было как можно уютнее. Лады?
А я пока побегу. У меня есть дела, прости… Тобою порученные.
…Если хочешь оставаться на одном месте, нужно бежать со всех ног.
А если хочешь куда-то попасть, нужно мчаться вдвое быстрее.
Прекрасная, идеальная во всех смыслах истина. Льюис был могуч, точен и прав.
А посему, памятуя об этих обстоятельствах, я, невзирая на вес баула, рванул изо всех сил в обратном направлении.
ПНВ не фонарь, конечно, но кое-какое видение даёт, это да.
Да и привык я уже за те годы носиться, как преследуемая котом крыса с сыром в зубах, по этой планете. И по каменным «кишкам», и по лесу, и по пустыне…
А когда есть НАПРАВЛЕНИЕ — чётко очерченное и имеющее в себе ОКОНЧАНИЕ дистанции… — так отчего же, бля, не побегать в своё удовольствие?
И я газанул так, что мои подошвы подо мною завизжали и горько пожаловались на Судьбу…
Глава XI
Вот уже почти десять минут, как я никуда не бегу.
…Проскакивая очередное из многочисленных ответвление коридора, которые вдруг стали возникать просто пачками, я услышал, как оттуда, откуда я только что прискакал, и ещё откуда-то справа и спереди, раздались топот и злые крики. Я аж приостановился, лихорадочно прикидывая, какое ж из имеющихся направлений выбрать. Вполне разумно рассудив, что грамотнее всего держаться наиболее тёмного угла, я срываюсь с места и несусь дальше, попутно выискивая этот самый скудный на освещённость закоулок. Это исходя из того, что вдруг, да включится аварийное освещение. В чём я почему-то очень сомневаюсь…
В голове ширится и крепчает набухающий кровяной ком, и она нахально начинает утверждать, что ей уже больно.
В подтверждение своих претензий в виски начинают тыкать раскалёнными спицами. Надо думать, — бег с таким весом, с такой предельной скоростью и на такие дистанции — просто чудесный повод для поднятия давления до уровня парового котла.
Вот только, кроме ноздрей и ушей, на моём организме других клапанов для стравливания гипертонических паров нет.
Бля, да потерпи ты! Ещё немного…
Ещё двадцать секунд, и я пушечным ядром влетаю в какой-то тамбур, что ли…, торможу… и аж подпрыгиваю от радости на месте. Есть! Вот она, эта "тёмная норка"! Беру левее, и ныряю в так кстати подвернувшийся мне совершенно тёмный проём…, успеваю на бегу для верности обернуться, чтобы проверить, — не сидит ли у меня "на хвосте" какой-нибудь особо настырный чемпион вроде Карла Льюиса…
И секунду спустя оказываюсь наказанным за собственное слишком длительное любопытство и утерю контроля за ситуацией.
Потому как со всего размаху врезаюсь в загудевшую и недовольно скрипнувшую преграду…
Когда несколько секунд спустя в голове возбуждённо отщебетали довольные моим конфузом синицы, а звуки погони вновь приблизились настолько, что уже хоть испаряйся в воздухе, я смог, наконец, рассмотреть то, во что вдруг так страшно врезался.
Сквозь муть с трудом фокусирующегося зрения и почти сползшие при столкновении бинокуляры ПНВ вижу, что причиной моей внезапной и полной остановки явилась массивная стальная дверь, прикрывающая вход в странно выпирающей прямо из обступающих ей стен, «закруглённости». Словно в центр тоннеля сверху, торцом и вертикально, провалилась громадная цистерна, да так и застряла. А для того, чтобы хоть как-то проходить сквозь её тело, в ней, особо не мудрствуя, вырезали отверстие и установили дверь…
Судя по слабому, незатухающему звону, — железную. Её колебания тут же входят в резонанс с моими синицами, отчего затылок норовит выпрыгнуть из стягивающей его банданы.
Если верить моим болевым ощущениям, толщина сей преграды не менее двадцати пяти — тридцати миллиметров, и возвышается она над моей головою прямо до самого потолка. То есть просто уходит, впивается в него на высоте около шести метров.
В другое время я простоял бы возле этого циклопического сооружения, открыв рот и не спеша обходя его пузатые стены, чуть дольше.
Но сейчас у меня немного другие задачи. Судя по поднятому шуму, за мною сейчас носится по этому уровню уже никак не менее тридцати человек. Растущая среди охотников за моей потной шкурой популярность радует моё самолюбие, но никак не способствует возможности процветания столь любимого мною собственного тела.
А потому мне нужно решать куда более насущные задачи. Например, уходить от них до тех пор, пока не найду приемлемого места, где смогу хоть немного охладить их что-то уж слишком разухабистый пыл.