Который поможет мне иногда дышать вырабатываемым чистым кислородом и этим хоть немного, но «отвлечёт» организм от воздействия холода.
В руках всё та же верная верёвка, которая помогла мне попасть сюда, в эту яму… Для её возвращения пришлось освободить её из плена редуктора и люка.
Её я привяжу к последней скобе. Это не нить Ариадны, но мало ли…
Поможет не заблукать хотя бы на первых порах.
Если станет совсем погано, смогу быстрее выбраться.
А вот с моим назойливым компаньоном придётся повозиться. Некую плавучесть я ему обеспечу. Всё-таки это не авоська для бутылок, а наш ранец.
В нём есть два маленьких боковых отсека из плотного кожистого материала, пропитанного качественной резиной. В них вмонтированы баллончики с углекислотой. По три с каждой стороны.
Достаточно повернуть клапан, отрегулировав на ту массу, что содержится в его недрах. Так что определённой плавучести я ему придам. Он будет как полупритопленный корабль, держаться на нужной мне глубине. Проблема будет лишь в том, что это «плавсредство» придётся либо тащить за собою на «буксире», либо проталкивать впереди себя. Что одинаково противно и неудобно. Правда, радует то, что всё находящееся в нём воды не боится.
Ну, с этим придётся мириться. Не бросить же его здесь?!
Далее. «Форс» одинаково хорош везде. С разницей лишь в дальности стрельбы и точностью попаданий.
Само собою, я не буду лупить из него в воде с двухсот метров. Предел дальности стрельбы в этих условиях у него — девяносто метров, и это очень хороший показатель. Что и говорить, Бундесвер постарался на славу. Под наш патрон, и вообще — просто подарок.
Ну, а вот с формой придётся побороться, — мне нечего ни снять, ни выбросить. А потому буду барахтаться в ней, ну и заодно немного "простирну".
Правда, где и каким образом я потом обсушусь, не ведаю.
Может, предвидится случай устроить новую Хиросиму местного масштаба, как тут, в этом секторе? Будущее покажет.
А пока я ещё раз проверяю всё по последнему разу… и всё.
У меня, как ни жаль, больше нет оснований оттягивать свой печальный заплыв.
…Уже стоя на последней скобе по пояс в воде, я пытаюсь не заорать от скребущего холода, и сквозь раздирающий меня холод, заикаясь, твержу:
"Имеющий Сад в душе не ведает окончания цветения его, если в тепле и покое содержит свою душу. Саду твоему не нужны ни солнце, ни ветер, ни дождь, чтобы плодоносить и чувствовать заботу о благополучии его… Лишь помнить следует, что открыв ворота метелям своим, не сможешь сберечь Сад свой, и не сможешь более взрастить нового на мёрзлой почве его.
Храни в себе дар Солнца и наполняй всякий день, всякий час каждую клетку свою его благим даром, пришедшим к людям бескорыстно.
Когда придёт твой час, передай свой Сад тому, кто сможет заботиться о нём так, как это делал всё это время ты сам.
И тогда он будет ещё долго жить в сердце Хранящего его, и в нём ты останешься жить навечно…"
…Навечно…? — зуб на зуб не попадает… — навечно… навечно!
Я не могу сказать, что меня охватывает прямо "жгучее тепло", но теперь мне чужд и равнодушен холод. Я перестаю дрожать и ощущаю, как отпускают колючие «тиски», терзавшие незадолго до этого моё измученное тело…
Теперь мне всё равно, что вокруг меня, — воды ли Карибов или подлёдные течения Норвежского моря.
Я словно замер на пределе терпения, на грани восприятия температур, реалий и ощущений.
И пройду всё, что бы там ни было.
Спасибо, Учитель Лонг… Тебя давно нет, но переданный мне тобою в дар Сад живёт…
…Эти глубины потрясали. Создавшая их природа знала толк в строгой красоте. И я нередко ловил себя на мысли, что как же жаль, что у меня нет для них освещения, а ущербный «свет» "визора" лишь усугублял эти ощущения.
Едва нырнув и пройдя около метра в глубину, я неожиданно для самого себя оказался ни много ни мало в подводных пещерах. Неимоверные размеры которых не шли ни в какое сравнение с тем, что я ожидал увидеть…
Ну, затопленные естественные шахты с низкими потолками, ну очередные ярусы коридоров, которые были сданы воде…
Но никак не это. Так вот о каких "водоносных пластах" умничали тогда те глупцы…
Видели бы, знали бы точно, что здесь на самом деле…
Насколько мне хватало глаз, всюду была вода.
Зеленоватая в свете эффекта ПНВ, и прозрачная до того, что я иногда видел проплывающее подо мною дно.
Не берусь судить, на какой же глубине оно окончательно залегало, но уж никак не меньше ста двадцати — ста пятидесяти метров. Это я говорю о тех местах, которые я мог разглядеть.
Всё остальное уходило за пределы возможностей прибора. Иногда мне навстречу попадались своего рода сталагмиты, — огромные колонны, вырастающие утолщениями из видимого дна, и своей более тонкой вершиной будто поддерживающие свод.
На моё счастье, здесь, как я и надеялся, оказалось полно всякого рода пустот, в которых за тысячелетия скопился чистейший, не тронутый тлетворным ядом цивилизации, воздух. И я почти помещался туда вместе торчащим из воды носом, делал в нём передышки, чтобы снова плыть дальше. Держась за баул и толкая его перед собою.
Да, я толкал его, как чокнутый Сизиф свой потный от его усердия камень…, но одновременно он очень облегчал мне задачу. Хрен его знает, сколько б я без него тут вообще продержался.
Верёвка моя давно кончилась, и я после некоторого колебания, — плыть дальше или повернуть, пока не поздно? — расстался со своею спутницей. То есть, объясняю, — бросил её к чёртовой матери.
Ей в этих дворцах Воды делать было нечего. Её жалкие семьдесят метров были просто смешны перед этими просторами.
Куда я плыл, — этого не мог сказать себе даже я сам.
Странное чувство владело мною.
Когда я нырнул, оказалось, что нижняя часть горловины шхеры не примыкает ни к какой из возможных стен или чего-то там ещё. Она просто обрывалась в воде, как маленькая дырочка в огромной пожарной ёмкости. А где были её горизонты — неведомо. Признаться, я поначалу растерялся. Кругом вода, и куда плыть — непонятно.
Куда ни оглянись, всюду одна и та же картина, — картина безбрежного подземного озера.
После минуты робкого оглядывания под водой я даже вынырнул назад.
Какими милыми и родными показались мне скобы над моей головою!
За возможность взлететь по ним наверх я, кажется, мог бы отдать не только своё, но и соседнее царство!
Когда человек на земле, даже в самом густом лесу, у него есть ориентиры. И это, тем не менее, не уменьшает его паники, хотя там куда больше шансов выйти к жилью, к реке, дороге или железнодорожному полотну в среднем в течение семи-двенадцати часов.
Ну, если уж совсем идиот и тупо прёшься некоторое время, то всё равно придёшь куда-либо, потому как при ходьбе без чётких ориентиров человек постепенно и устойчиво забирает вправо. Это диктует ему его мозг.
Перебираясь через завалы, ручьи и прочие препятствия, путник понемногу корректирует процесс ходьбы. И по истечении восемнадцати, ну двадцати часов припрётся в чью-нибудь глухую деревеньку, где его приютят, а по утру за сотню отвезут на кляче на станцию.
Это я говорю о горожанине среднестатистической тупости, которого угораздило в поисках впечатлений забраться с краю в уральскую или сибирскую тайгу.
В Подмосковье ж поиграть в Робинзона шансы вообще невелики, — через час наткнёшься либо на грибников, либо на дачи.
А то и вовсе вылезешь, весь в репяхах и грязи, где-нибудь в Хамовниках.
И плакала жажда приключений.
В тундре будет посложнее. Там гнус, болота и немногочисленные чумы каюров, снующих туда-сюда без остановки. То на охоту, то за стадом, то в район за водкой…
Поди, поищи одни и поймай других.
Но что может сравниться с безграничностью и полным отсутствием чувства направления, как глубины вод, снежные и песчаные пустыни?
Если на земле ещё есть вариант посмотреть на звёзды, то можно что-то скумекать. Но это скорее исключение, чем правило. В современном обществе люди поголовно утратили способность разбираться не то что в звёздных картах, но и в стороне восхода Солнца. А ну, быстро скажите, — где оно восходит, куда садится, и по какую сторону рук от вас эти части свете в идеале расположения относительно оси Земли?