— Ревность- истребленный пережиток худших времен человечества.
— Во мне этот пережиток не истреблен.Ты не ответил, Андре, меня это тревожит.
— Успокойся! На Ору людей не привезут, а влюбляться в ящериц или ангелиц я не собираюсь.
Я взял под руку Ромеро, и мы прошли в ракету. Странно все же устроен человек.Ничего я так не желал, как поездки на Ору.Но мне стало грустно,когда я смотрел в окно ракеты на удаляющийся Плутон. Мы жаждем нового и боимся потерять старое. В одну руку не взять два предмета, одной ногой не вступить в два места, но, если покопаться, мы всегда стремимся к этому,- не отсюда ли обряды прощания с их объятиями, слезами и тоской?
При мысли,что кто-то заменит меня на Плутоне и восьмое, прекраснейшее из солнц,создадут без меня, я расстроился.Черт побери, как говорили в старину, почему мы не вездесущи? Что мешает нам стать вездесущими? Низкий уровень техники или просто то,что мы не задумывались над такой проблемой? Почему каждый из нас- один и единственный? Лусин запросто творит новых животных, воздействуя на гены зародышей,разве так уж трудно продублировать себя в пяти или шести одинаковых образах?Две Веры,восемь Ромеро, три Андре- один создает новые дешифраторы,второй любит свою Жанну,третий уносится к галактам!Уехать, но оставить себя, одновременно быть и отсутствовать- нет, это было бы великолепно!
— Ручаюсь, что вы фантазируете о чем-то немыслимом,- сказал Ромеро.
Я опомнился.
— Прощание Андре навело меня на мысль, что мы еще далеко не так удобно устроили свою жизнь, как всюду хвалимся.
— Желания всегда опережают возможности.Недаром Андре жалуется,что половина потребностей остается неудовлетворенной,- он путает, для острого словца, желания и потребность. Кстати, он все еще прощается — посмотрите.
Андре не отрывался от окна. Планета уменьшалась, по ее диску катились три солнца, издали они казались ярче, чем были в натуре.
Я отвернулся от Плутона. Впереди вырастал похожий на исполинскую чечевицу «Пожиратель пространства», в стороне, сохраняя дистанцию, висели остальные галактические корабли. Только издали можно было охватить одним взглядом эти громадины. В боковине звездолета раскрылся туннель космодрома, и ракета устремилась на посадку.
17
На второй день полета я выбрался в командирский зал, откуда управляют движением звездолета.
Зал- полая сфера, куполообразные экраны с боков, сверху и снизу: звездное пространство на всех координатных осях.Посреди зала подвешены в силовых полях пять свободно- по мысленному приказу- вращающихся кресел.В центральном — Ольга, с боков ее помощники- Леонид и Осима, низенький, очень энергичный капитан. На боковине кресел- поворачивающийся бинокль с огромными увеличениями. В зале темно. Пассажиров сюда не пускают, но для меня Ольга сделала исключение.
— Завтра в двенадцать переходим с фотонной тяги на аннигиляцию пространства,- сказала она вскоре после отлета.- Приходи в восемь ко входу в зал.
Без двух минут восемь я подошел к заветной двери. Никто меня не встретил, я постучал- ответа не было. На последней секунде восьмого часа дверь распахнулась и что-то мощно всосало меня в темноту.
Ошеломленный, я вскрикнул.Тут же я почувствовал, что удобно сижу в кресле. Обычно мы применяемся, чтобы удобно разместиться, здесь линии поля сами выбрали мне наилучшую позу. В этом я разобрался потом, а в тот момент меня охватил ужас. Я был словно выброшен вовне, в безмерность космоса,- звезды над головой и под ногами, справа и слева, передо мной и позади!
Я услышал спокойный голос Ольги:
— Ты, кажется, застонал, Эли?
Я сделал усилие, чтобы голос не дрожал:
— Это от восторга. Никогда не чувствовал себя так хорошо. Рассказывай, что тут к чему?
Ольга объяснила,что в зале нет ни верха,ни низа, все направления равноправны.Она тут же хладнокровно перевернулась вниз головой. Я последовал за ней, и та часть неба, что была под ногами, встала над макушкой. Все совершалось так, как если бы верх и низ поменялись местами: тело мое по-прежнему плотно прижималось к креслу.
— Мы могли бы передвигать звездную сферу,- заметила Ольга. — Но тогда бы картина была одной для всех наблюдателей.У нас каждый исследует свой участок неба, не мешая остальным. Силовое же поле создает ощущение, будто голова вверху.
— Как узнать направление полета? Здесь темно и всюду звезды.
— Пожелай увидеть- и увидишь.
Кресло описало полуоборот.Теперь передо мной сияло созвездие Тельца, в нем дико посверкивал оранжевый бычий глаз- Альдебаран, призрачно, на границе видимости, светились Гиады. В сторонке, похожие на клубок сияющей шерсти, горели Плеяды, или Стожары. Я пока не находил изменения в рисунке созвездий. Я поискал Большую Медведицу- ковш как ковш, я тысячи раз видел его таким.
Ольга рассмеялась:
— Ты нетерпелив. Мы в полете меньше суток и идем на фотонной тяге. От Плутона нас отделяют миллиардов десять километров. Этого недостаточно, чтобы изменились созвездия.
Скорость звездолета определялась по параллаксу ярких звезд относительно шаровых скоплений на границах Галактики. В темноте призрачно засветились две шкалы. На одной были досветовые скорости, на другой- сверхсветовые, первая действовала при фотонной тяге, вторая- когда включались аннигиляторы Танева. На досветовой шкале колебался зайчик — мы шли на трети скорости света.
Я повернулся назад, чтоб поглядеть на другие звездолеты, но не нашел даже точек.Ольга показала, как пользоваться биноклем. Теперь я видел все восемь кораблей, веером идущих за нами на отдалении в миллиард километров. Это была дистанция безопасности, дальнейшее сближение могло затруднить маневрирование судов.
— А когда мы уйдем в сверхсветовую область,мы вообще перестанем их видеть, — сказала Ольга.- Там есть лишь одно средство координировать полет — заранее рассчитанный график движения.
— Лететь,не видя друг друга, не умея передать нужную информацию!… Вслепую и вглухую!…
— Что поделаешь, Эли! Звездолеты в сотни раз обгоняют свет, а другого природного агента для связи, движущегося со скоростью наших кораблей, мы не знаем.
На некоторое время я увлекся биноклем.Я мысленно задавал увеличение и тут же получал его.В такой прибор с Плутона можно было бы видеть на Земле все города и реки. Осима сказал, что фотонные умножители- так называются эти галактические телескопы- изобретены недавно и на звездолете опытный экземпляр.
Принцип действия прибора иной, чем у телескопов.Те лишь собирают звездный свет,этот его усиливает,умножая число уловленных фотонов.По существу,это не прибор,а оптико-квантовый завод,перерабатывающий полученную скудную информацию в удобную для наблюдения.Бинокль на ручке кресла- лишь ничтожный элемент умножителя, основные его механизмы размещены в недрах звездолета.
До меня донесся глуховатый голос Осимы:
— Через минуту включаю аннигиляторы пространства.
Все совершалось буднично-невыразительно.Не произошло ни толчков,ни грохота, ни вспышек, ни перегрузок. Кровь не бросилась мне в лицо, в ушах не зашумело.«Пожиратель пространства» уже не летел в пространстве, но уничтожал его перед собой.Ничто в зале не изменило своего вида. Правда, звезды впереди как бы затянуло маревом, но и это продолжалось недолго.
— Повернись назад,- посоветовала Ольга.- Там ты скоро откроешь новое.
Однако и позади я не обнаружил чего-либо поразительного. Лишь потом я заметил за кораблем ту же дымку,что впереди, но более плотную,- звезды сквозь нее казались тусклей и красноватей.Это было вещество, созданное самим звездолетом:космическая пустота, сжигаемая аннигиляторами Танева, становится пылевым облаком.На одном параллаксометре была все та же треть скорости света, быстрота нашего движения в пространстве,но на другом мерцающий зайчик перевалил за двадцать световых единиц- так бурно пожирали пространство аннигиляторы. Восемь точек, веером стремившихся за нами, пропали. И сами мы стали невидимы для других звездолетов. «Нырнули в невидимость», — сказал я про себя.