Наконец обратилась к Аггаде. Витрину из красивого ореха с наплывами создал настоящий мастер. Книга раскрыта на страницах сотворения мира. Страницы переворачиваются по расписанию, чтобы не подвергать каждую из них длительному воздействию света.
Я смотрела сквозь стекло и думала о художнике, о кисти, окунавшейся в шафрановую краску. С кисти слетел запачканный желтой краской волосок, ровно обрезанный с обеих сторон. Кларисса Монтегю-Морган опознала его как кошачий. Испанские кисти чаще всего делали из меха белки или горностая. Персидские миниатюристы специально разводили персидских кошек и срезали мех с горла двухмесячных животных. Ирани калам. Иранская кисть. Это, скорее, стиль, нежели инструмент. И все же эти миниатюры не все персидские по стилю или исполнению. Почему иллюстратор, работавший в Испании для еврейского клиента, обладал манерой европейского христианина и использовал при этом иранскую кисть? Кларисса, заметившая эту аномалию, внесла живую струю в мой отчет. Ее открытие позволило мне совершить историческое путешествие — перенестись на машине времени в испанскую эпоху сосуществования христиан, иудеев и мусульман, пройти по дорогам, соединившим художников и ученых Испании с их коллегами в Багдаде, Каире и Персии.
Я смотрела и представляла себе момент, когда кто-то из испанских художников впервые воспользовался одной из этих превосходных кистей, услышала мягкий шелест тонких волосков по тщательно подготовленному пергаменту.
Пергамент.
Я моргнула и поближе наклонилась к витрине, не веря своим глазам. Казалось, из-под ног ушел пол.
Выпрямилась и повернулась к Саджану. Широкая улыбка увяла, когда он увидел мое лицо. Должно быть, оно побелело, как свежая штукатурка на стенах. Я старалась говорить спокойно.
— Где доктор Караман? Мне нужно его увидеть.
— Что-то случилось? С витриной, с температурой?
— Нет, нет. В комнате все… в порядке.
Я не хотела устраивать публичный скандал. Возможно все уладить, если действовать спокойно.
— Мне нужно увидеть доктора Карамана. По поводу отчета. Я поняла, что нужно внести серьезное исправление.
— Милая доктор Хит, каталоги уже напечатаны. Какие исправления?
— Неважно. Я просто должна сказать ему…
— Думаю, он в библиотеке. Послать за ним?
— Нет. Я знаю дорогу.
Мы вышли, новая дверь закрылась с мягким щелчком. Саджан начал официально раскланиваться с директором, я невежливо свела прощальные слова до минимума и пошла по коридору. Удерживалась, чтобы не пуститься бегом. Рванула на себя дубовую дверь библиотеки и поспешила по узкому проходу между стеллажами, едва не сбив помощника библиотекаря, раскладывавшего на полках книги. Озрен был в своем кабинете, говорил с кем-то, сидевшим ко мне спиной.
Я вошла без стука. Озрен поднялся, удивленный неожиданным вторжением. Его лицо было серым и осунувшимся, под глазами пролегли темные круги. Я вдруг вспомнила, что его сын лежит в земле менее двух суток. Сочувствие к нему захлестнуло снедавшую меня тревогу, и я обняла его за плечи.
Его тело словно задеревенело. Он высвободился из моих объятий.
— Озрен, я очень тебе сочувствую и прости за то, что вот так ворвалась, но…
— Здравствуйте, доктор Хит, — прервал он меня.
Его голос был сух и официален.
— Привет, Ханна! — посетитель медленно поднялся со стула.
Я обернулась.
— Вернер! Я и не знала. Слава Богу, вы здесь.
Вернер Генрих, мои учитель, лучший опознаватель подделок, увидит это немедленно. Он сможет защитить меня.
— Ну, конечно я здесь, Ханна, Liebchen. Я не мог пропустить завтрашнюю церемонию. Но ты не сказала, что приедешь. Я думал, ты уже дома. Замечательно, что ты будешь присутствовать.
— Если не поторопимся, завтрашней церемонии не будет. Кто-то украл Аггаду. Думаю, это Амитай. Он единственный, кто…
— Ханна, дорогая, потише…
Вернер схватил меня за руки, которыми я дико жестикулировала.
— Скажи спокойно…
— Глупости, — вмешался Озрен. — Аггада заперта в витрине. Я сам проверил.