Выбрать главу

— Ханна, замолчи! Ты понятия не имеешь…

— Ты могла бы его спасти, вот что ты думаешь. Верно? Ты бы заметила кровотечение, если бы он был твоим пациентом.

— Я его заметила.

Я так зашлась в своем гневе, что не сразу поняла, что она сказала.

— Ты… что?

— Ну, конечно, заметила. Я была возле него всю ночь. Я знала, что у него кровотечение. И допустила его. Знала, что он не захочет проснуться слепым.

Несколько минут я молчала. Стая попугаев пронеслась мимо и шумно устраивалась на ночевку. Я посмотрела им вслед — ярко-голубым, изумрудно-зеленым, алым — внезапно слезы затуманили зрение. Не стану говорить, что я ей сказала. Не уверена, что точно передам эти слова. Но под конец объявила, что изменю свою фамилию на Щарански.

Больше я с ней не вижусь. Мы даже не притворяемся. Озрен был прав: некоторые истории не имеют счастливого конца.

Я думала, что, оставшись одна, буду плыть по течению. Но если в моей жизни и было пустое место, то не больше того, что раньше. Она никогда меня не понимала, не понимала того, что я делаю и почему мне нравится моя работа. А это было для меня важным. Без этого наши разговоры были бессмысленны.

Помогло то, что я уехала из Сиднея. Полный разрыв. Проекты фонда Щарански находились в местах, о которых я раньше едва слышала, таких как Бурруп и Оэнпелли. Горнопромышленные компании собирались превратить великолепные естественные ландшафты и древние памятники культуры в гигантские ямы. Фонд оплатил исследования и помогал аборигенам, владельцам земельных участков, возбуждать дело против компаний.

В этих местах, которые писал мой отец, я быстро осознала, как сильно люблю свою страну. До той поры я этого и не подозревала. Я много лет изучала культуру наших иммигрантов и совершенно не занималась той, что была здесь изначально. Зубрила классический арабский, библейский иврит, но едва ли могла назвать пять из пятисот наречий аборигенов, на которых говорят у нас. Поэтому взяла быка за рога и стала пионером в новой области: принялась документировать и сохранять древнюю наскальную живопись аборигенов, пока урановые и бокситовые компании не превратили ее в пыль.

Поездки в отдаленные районы легкой прогулкой не назовешь. Часто приходилось брести пешком по страшной жаре с тяжелым рюкзаком за плечами. Иногда самое большее, что удавалось, — это выкорчевать мотыгой корни деревьев. Вряд ли кто посчитает это работой специалиста. Как ни удивительно, эти занятия пришлись мне по душе. Впервые в жизни я загорела. От кашемира и шелка отказалась в пользу удобного хаки, и однажды, устав от постоянно разваливавшейся прически, обрезала свои длинные волосы. Новая фамилия, новая внешность, новая жизнь. И очень большое расстояние от всего того, что напоминало мне об исчезнувшей испанской овце и рисунке пор на пергаменте.

Я уснула в грузовике по дороге к Джабиру. Вот как устала — даже ухабы нипочем! Сто километров тряски, да еще и стада кенгуру, выскакивающих в сумерках неизвестно откуда. Только успевай уворачиваться.

Но Джим ездил по таким дорогам с тех нор, как смог дотянуться до руля, поэтому до места мы добрались. Бучер поджарил целую баррамунду, выловленную в тот день. Он приготовил ее с сушеными джупи, маленькими кисло-сладкими ягодами. Племя мирарр их очень ценит. Я доедала последний сочный кусок рыбы, когда зазвонил телефон.

— Да, она здесь, — сказал Бучер и подал мне трубку.

— Доктор Щарански? Это Кит Лоуэри из ДИДТ.

— Простите, откуда?

— ДИДТ: департамент иностранных дел и торговли. До вас трудно дозвониться.

— Не спорю.

— Доктор Щарански, не могли бы вы приехать сюда, в Канберру, или в Сидней, если для вас это проще. Мы попали в непростую ситуацию. Слышали, что вы — человек, который может нам помочь.

— Через две-три недели, когда настанет сезон дождей, я так и так приеду в Сидней.

— Видите ли, нужно, чтобы вы прилетели к нам завтра.

— Мистер Лоуэри, моя работа в самом разгаре. Горнодобывающая компания дышит местным жителям в затылок, а до пещер через две недели будет не добраться. Поэтому я не могу сейчас отлучиться. Может, скажете, что случилось?

— Это не телефонный разговор, извините.

— Может, все это подстроили чертовы горняки? Я знаю некоторых подонков… Неужели они и вас впутали в свои делишки?

— Ничего подобного. Хотя мои коллеги и жалуются на то, что фонд Щарански отрицательно влияет на горные разработки, но Ближний Восток это не волнует. К вашей сегодняшней работе это отношения не имеет. Мы хотим поговорить с вами о том, чем вы занимались шесть лет назад в Европе.