Полночь еще не наступила, а потому входную дверь не заперли на засов. Внутри было не намного теплее, чем на улице. Девушка перевела дыхание. В подъезде стоял тяжелый запах вареной капусты и свежей кошачьей мочи. Лола тихонько прошла по лестнице и беззвучно повернула щеколду, правой рукой привычно притронулась к мезузе [7] на косяке. Девушка сняла пальто, сняла ботинки и, держа их в руках, на цыпочках в темноте прошла мимо спящих родителей. Квартира состояла из одной комнаты, разделенной для уединения занавеской.
Маленькая сестренка спала, свернувшись калачиком. Лола приподняла одеяло и, стараясь ее не потревожить, легла рядом. Дора была теплая, как котенок, и Лола прижалась к ее спине. Малышка протестующе вякнула во сне и отодвинулась. Лола вгляделась в темноту комнаты: отец спал чутко, а она совсем не хотела его разбудить. Стараясь согреться, девушка заснула руки под мышки. Несмотря на холод, ее лицо все еще горело, лоб взмок от танцев. Если бы отец проснулся, он бы это заметил.
Лола обожала танцы. Они и заманили ее на собрания «Хашомер хазаир». Любила она и походы: долгие, тяжелые подъемы в горы, к озеру или к руинам древней крепости. Остальное ее не слишком интересовало. От бесконечных дискуссий на политические темы ей становилось скучно. Да еще иврит! Ей не нравилось читать и на родном языке, а уж тем более разбирать странные черные закорючки, которые вдалбливал ей в голову Мордехай.
Она вспомнила о его руке на своем плече. Лола до сих пор ощущала эту приятную тяжесть. Рука его была мускулистой от сельского труда. Когда он закатывал рукава, она глаз не могла оторвать, глядя на его загорелые и твердые, как фундук, мышцы. Танцевать с ним было легко даже незнакомые танцы, он отлично вел и ободряюще ей улыбался. Сараевец — хоть и бедный, как Лола, — ни за что не взглянул бы второй раз на боснийского крестьянина. Горожане ощущали свое превосходство над деревенскими. Но Мордехай был совсем другим. Он вырос в Травнике — пусть и не Сараево, но тоже хороший город. Образован: ходил в гимназию. А два года назад, в семнадцать лет, уехал на корабле в Палестину, работал на ферме. И ферма-то была не преуспевающей, судя по его описаниям. Сухая, пыльная земля, чтобы собрать урожай, надо было здорово повкалывать. Никакого дохода: кормили да кое-как одевали. Приходилось хуже, чем крестьянину. И все же, когда он рассказывал об этом, казалось, нет в мире более увлекательной и благородной профессии, чем рытье ирригационных каналов и сбор фиников.
Лоле нравилось слушать Мордехая, когда он рассказывал о практических вещах, например, как вылечиться от укуса скорпиона или как остановить кровь при порезе, как устроить отхожее место или сделать навес. Лола знала, что никогда не покинет дом и не поедет в Палестину, но ей нравилось представлять себе жизнь, полную приключений, которая может потребовать от тебя таких умений. И еще ей нравилось думать о Мордехае. Его рассказы напоминали старинные песни на ладино [8]. Их пел ей дедушка, когда она была маленькой. Он торговал на рынке семенами, и мать Лолы, уходя на работу, оставляла с ним дочку. Дедушка знал много историй о рыцарях и идальго, а также стихи о волшебной стране Сефард. Он говорил, что в стародавние времена там жили их предки. Мордехай рассказывал о своей новой стране так, словно это был Сефард. Он говорил, что не может дождаться, когда вернется в Эрец-Израэль: «Я завидую каждому тамошнему восходу солнца. Мне хочется быть там, смотреть, как белые камни долины Иордана становятся золотыми».
В дискуссиях Лола участия не принимала. Чувствовала себя глупее других. Многие члены организации были швабскими евреями и говорили на идиш. В город они пришли в конце девятнадцатого века, вместе с австрийскими оккупантами. Семьи, говорившие на ладино, как у Лолы, проживали в городе с 1565 года. Тогда Сараево являлось частью Оттоманской империи, и мусульманский султан предложил им защиту от преследования христиан. Большинство из тех, кто пришел, скитались с 1492 года. Их изгнали из Испании, и они не могли найти постоянного дома. Мир и приют удалось обрести в Сараево, но только несколько семей по-настоящему разбогатело. Остальные так и остались мелкими торговцами, как ее дедушка, либо простыми ремесленниками. Швабские евреи были лучше образованы, и взгляды у них были, скорее, европейскими. Очень скоро они получили лучшую работу и вошли в высшие круги сараевского общества. Дети их ходили в гимназию и иногда даже в университет. В организации «Хашомер хазаир» они были лидерами.