От густого аромата у Лолы потекли слюнки. Она посмотрела по сторонам. Никогда не видела столько книг. Стены квартиры были уставлены ими от пола и до потолка. Квартира, хоть и небольшая, но обставлена с большим вкусом. Низкие деревянные столы, инкрустированные перламутром в турецком стиле, а на них опять же раскрытые книги. Натертые мастикой полы согревали красивые домотканые коврики килимы. Сверкала медь старинного мангала, накрытого полукруглой крышкой в полумесяцах и звездах.
Стела вернулась и подала Лоле тонкий фарфоровый филджан, тоже с полумесяцем и звездой на дне. Стела высоко подняла джезву и длинной темной струей налила горячий кофе. Лола обхватила ледяными пальцами чашку без ручки и почувствовала как ароматный дымок дохнул в лицо. Она потягивала крепкий кофе и смотрела на молодую мусульманку. Даже дома волосы Стелы были забраны назад под белоснежным шелком, сверху платок красиво покрывала кружевная паранджа, готовая опуститься, как только того требовала скромность. Красивая женщина — темные глаза, белоснежная кожа. Лола с удивлением поняла, что они примерно одного возраста. Сердце кольнула зависть. Руки Стелы, державшие джезву, были гладкими и белыми, а не красными и шелушащимися, как у Лолы. Как хорошо жить в красивой квартире, да еще когда за тебя делают тяжелую работу.
И тут Лола заметила фотографию в серебряной рамке. На ней была запечатлена молодая женщина, должно быть, в день свадьбы, правда, на лице ее не видно было радости. Мужчина рядом с ней высок и солиден, в длинном черном одеянии, на голове феска. Но судя по всему, он раза в два старше невесты. Вероятно, брак по расчету. Лола слышала, что, по албанским традициям, невесты должны были в день свадьбы неподвижно простоять от рассвета до заката. Им запрещалось принимать участие в празднестве. Даже улыбка считалась нескромной и предосудительной. Лола привыкла к бурным изъявлениям радости на еврейских свадьбах, а потому не могла представить себе таких обычаев. Неужели это правда? Может, это только слухи, которыми сознательно разделяют разные общины? Присмотрелась к фотографии, и ее зависть угасла. Она, по крайней мере, может выйти замуж за молодого и сильного мужчину. Такого, как Мордехай.
Стела увидела, что Лола рассматривает фотографию.
— Это мой муж, Сериф эфенди Камаль, — сказала она.
Она улыбнулась и слегка покраснела.
— Вы его знаете? Большинство людей в Сараево, кажется, его знают.
Лола покачала головой. Не существовало никаких точек пересечения между ее бедной неграмотной семьей и Камалями, большим и влиятельным кланом мусульманских алимов, ученых. Камали дали Боснии много муфтиев, высших духовных лиц.
Сериф Камаль изучал теологию в университете Стамбула, а восточные языки — в парижской Сорбонне. Он был профессором и старшим чиновником в министерстве по религиозным вопросам, после чего его назначили главным библиотекарем в Национальном музее. Он говорил на десяти языках, написал учебники по истории и архитектуре, хотя его специальностью было изучение античных рукописей. Страстью Серифа была литература: лирическая поэзия, написанная славянами мусульманами на классическом арабском языке, но в форме сонетов Петрарки. Этот вид стихосложения был принесен на Далматинское побережье двором Диоклетиана.
Сериф откладывал брак, поскольку был увлечен учебой, а женился, просто чтобы от него отстали доброжелатели из его окружения. Отец Стелы выучил его албанскому языку. Старый профессор начал расспрашивать его о затянувшемся холостяцком образе жизни. Сериф шутливо ответил, что женится, но только если его друг отдаст за него одну из своих дочерей. Не успел Сериф опомниться, как у него появилась невеста. Прошел год, и он до сих пор дивится тому, что счастлив с юной супругой. Особенно после того, как та призналась, что беременна.
Стела подготовила и аккуратно сложила грязные простыни и одежду. Подала их Лоле несколько неуверенно. До сих пор она сама стирала и не собиралась прибегать к чужим услугам. Но теперь она ждала ребенка, и Сериф настоял на том, чтобы она себя поберегла.
Лола взяла корзину, поблагодарила Стелу за кофе и ушла.
Растаяли снега, и в апрельское утро с гор донесся запах травы. «Люфтваффе» насылали на Белград бомбардировщики, волну за волной. Границы пересекли армии четырех враждебных народов. Не прошло и двух недель, как югославская армия капитулировала. Еще раньше Германия объявила Сараево частью нового государства. «Теперь это Независимое государство Хорватия, — объявил назначенный нацистами лидер. — Оно должно быть очищено от сербов и евреев. Им сейчас здесь не место. Камня на камне не останется от того, что когда-то им принадлежало».