Свет из окна упал на страницу. Голубизну, яркую, словно небо в зените лета, подарила ей пудра драгоценного лазурита, а привез его караван верблюдов из афганских гор. Белизна — чистая, кремовая, мерцающая. Менее блестящая, не такая сложная, как голубая краска. В то время белила получали способом, изобретенным древними египтянами. Свинцовые пластины обрызгивали старым вином и закрывали в хлеву, заполненном навозом. Я однажды проделала это в теплице моей матери в Белвью-Хилл. Ей доставили навоз, и я не устояла. Виноградный уксус взаимодействует со свинцом. А выделяющаяся из навоза двуокись углерода взаимодействует с уксуснокислым свинцом и в результате получается соль углекислого свинца. Мама, разумеется, закатила скандал. Сказала, что несколько недель не подойдет к своим призовым орхидеям.
Я перевернула страницу. Ослепнуть можно. Иллюстрации были прекрасны, но я не позволила себе любоваться ими. Еще не время. Сначала должна понять их с точки зрения химии. Желтая краска получена из шафрана. Этот прекрасный осенний цветок, Crocus sativus Linnaeus, каждый с тремя крошечными драгоценными рыльцами, был тогда настоящей роскошью, впрочем, остается таковым и до сих пор. Хоть мы и знаем теперь, что яркий цвет обеспечивается структурой молекулы каротина, состоящей из 44 атомов углерода, 64 атомов водорода и 24 атомов кислорода, нам до сих пор не удалось синтезировать заменитель, столь же сложный, сколь и прекрасный. Тут использован зеленый малахит, а красный цвет, интенсивно красный — на иврите «тола эт шани» — получили из живущих на деревьях насекомых. Их размяли и сварили в щелоке. Позже, когда алхимики узнали, как приготовить такую же краску из серы и ртути, они по-прежнему называли этот цвет «червячок». Некоторые вещи не меняются: мы до сих пор называем эту краску из сульфида ртути «вермильон». Перемены — это наши враги. Книги сохраняются лучше всего, когда температура, влажность, окружающая среда остаются неизменными. Трудно представить, что выпало пережить этой книге. Ей довелось побывать в чрезвычайных условиях, без всяких приготовлений и предосторожностей она переносила дикие температурные скачки. Я боялась, что пергамент сморщится, краска растрескается и отслоится. Но цвета остались столь же чистыми и яркими, как и в первый день. В отличие от блеклого облезлого корешка, золото на иллюстрациях было свежим и блестящим. Позолотчик, живший полтысячи лет назад, лучше владел своим мастерством, чем более близкий нам по времени венский переплетчик. Последний применил серебряный лист. Как и следовало ожидать, он окислился и стал темно-серым.
— Вы это замените? — обратился ко мне худой молодой музейщик, указывая пальцем на тусклое пятно.
Он стоял слишком близко. Человеческие бактерии легко могут повредить пергамент. Я выставила плечо, так что он поневоле убрал руку и сделал шаг назад.
— Нет. Ни в коем случае, — сказала я, не поднимая глаз.
— Но ведь вы реставратор. Я думал…
— Я консерватор, — поправила я. Не хватало мне сейчас вступать в долгий философский разговор на тему о консервации книг.
— Послушайте, — сказала я, — мне сказали, что вы будете здесь, однако попрошу, чтобы вы не мешали моей работе.
— Понимаю, — голос его звучал мягко, несмотря на мой резкий тон. — Но вы тоже должны понять, я — хранитель. То есть, я отвечаю за книгу.
Хранитель. Я не сразу поняла. Повернулась и посмотрела на него.
— Неужели вы Озрен Караман? Человек, который спас книгу?
Представитель ООН, Саджан, подскочил, рассыпался в извинениях:
— Прошу прощения, я должен был вас представить. Но вы были так настроены начать работу. Я… Доктор Ханна Хит, позвольте представить вам доктора Озрена Карамана, главного библиотекаря Национального музея и профессора библиотековедения Национального университета Боснии.
— О, простите мне резкость, — сказала я. — Мне казалось, что главный куратор такой большой коллекции должен быть намного старше.
Не ожидала я и что человек, занимающий столь высокое положение, может быть таким неопрятным. Поверх мятой белой рубашки на нем была потрепанная кожаная куртка, а о джинсах и говорить нечего. Волосы, похоже, он никогда не стриг и не причесывал. Они торчали над очками, оправа которых была склеена посредине куском скотча.