Гримм так никогда и не научился читать, но на него всегда производили впечатление чиновники в Тригон Марус. Они умели делать на кусках пергамента пометки, которые хранили память обо всем. Это в некотором роде была власть.
И ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь из Орксонов получил частицу этой власти.
Поэтому Снибрил стал ходить в деревенскую школу Писмайра вместе с другими детьми и познакомился с цифрами, буквами и законами дьюмайи. Ему это доставляло удовольствие, он впитывал знания с таким рвением, будто от этого зависела его жизнь. Писмайр говорил, что частенько так и случается.
И как это ни странно, из него получился охотник, почти такой же, как его брат. Но охотился он совсем по-иному. Гларк выслеживал дичь. Снибрил наблюдал за ней. Писмайр говаривал, что вовсе не надо идти следом за добычей. Можно просто долго наблюдать за ней, а потом выбрать место для засады и ждать, пока она сама не выйдет на тебя. Всегда найдется способ сделать что-нибудь наилучшим образом.
Когда старый Гримм умер, его положили в могилу, вырытую на кургане, образованном пылью Ковра, а рядом с ним похоронили его охотничье копье. Манранги не имели понятия о том, куда уходят, когда умирают, но уж если ты туда попадал, не было смысла там голодать.
Вождем стал Гларк, и ему предстояло повести племя на следующую Перепись. Но срок, когда должен был придти гонец и вызвать их в Тригон Марус, давно миновал, и это беспокоило Гларка. Вовсе не потому, что он так торопился уплатить налоги; по правде говоря, отправиться и узнать, почему гонец опаздывал, представлялось довольно любопытным, даже слишком любопытным, но главное было в том, что обычно дьюмайи были очень точны, особенно, когда речь заходила о сборе налогов.
Но в этот вечер, когда они с братом направлялись домой, Гларк держал эти свои мысли при себе. Снибрил крякнул и положил шест на другое плечо. Он был ниже ростом, чем брат, и думал, что если сейчас на минуту или две не снимет этот груз с плеча, то станет еще ниже.
— У меня такое чувство, что мои ступни стерты, а пальцы ног закручиваются вверх, — сказал он, — нельзя нам остановиться и отдохнуть? Если мы передохнем пять минут, от этого не будет вреда. И потом… У меня болит голова…
— Ну тогда только пять минут, — сказал Гларк, — никак не больше. Темнеет.
Они добрались до дороги дьюмайи, а к северу от нее совсем недалеко находилась Деревянная Стена, и это означало дом и ужин. Они присели.
Гларк, который никогда не тратил времени впустую, занялся тем, что стал оттачивать наконечник своего копья о камень, но оба брата смотрели на дорогу, сверкавшую в тусклом вечернем воздухе. Дорога уходила на запад и тянулась, как светящаяся линия во мраке. Ворсинки, окружавшие ее, тонули в сгущавшейся тени. Дорога эта зачаровывала Снибрила с тех самых пор, как отец сказал ему, что все дороги ведут в Уэйр. И потому он думал, что это была единственная дорога, лежавшая между порогом его хижины и порогом императорского дворца. А если принимать в расчет все дороги и тропы, отходившие от этой дороги, то… Ступив на нее однажды, можно было оказаться невесть где, а если бы просто сидеть бы у дороги и ждать, то мимо мог пройти кто угодно. Любое место, где бы то ни было, связано каким-то образом с любым другим местом. Так говорил Писмайр.
Снибрил опустил голову на руки. Головная боль все усиливалась. Было такое ощущение, что его голову сжимают. Сегодня и Ковер был не в лучшем состоянии. Охота была тяжелой. Большая часть животных исчезла, а пыль между ворсинками не шевелилась в неподвижном воздухе.
Гларк сказал:
— Мне это не нравится. На этой дороге никто не появлялся уже много дней.
Он поднялся и потянулся к шесту.
Снибрил застонал. Ему надо было попросить у Писмайра пилюлю… Вскоре возле ворсинок мелькнула тень и метнулась куда-то на юг. Послышался такой громкий шум, что его ощутило все тело, будто по Ковру внезапно ударили со страшной силой. Братья распростерлись, а вокруг стонала и выла буря.
Гларк вцепился в грубую кору ворсинки, подтянувшись, заставил себя подняться и старался, напрягши тело, противостоять бушевавшей вокруг него буре. Высоко над головой трещали и скрипели верхушки ворсинок, и все ворсинки вокруг колебались, как серое море. Сокрушая их на своем пути, летел гравий; огромные камни, булыжники величиной в рост человека, наполовину катились, наполовину летели, гонимые ветром.
Крепко держась за ворсинку одной рукой, Гларк дотянулся другой к брату и вытащил его туда, где было безопаснее. Потом они пригнулись, слишком потрясенные, чтобы разговаривать, а буря грохотала вокруг.
Так же быстро, как пришла, она изменила направление и двинулась на юг, а вслед за этим наступила темнота.
Тишина звенела, как несколько гонгов.
Снибрил поморгал, Что бы это ни было, но оно забрало с собой его головную боль. У него заложило уши.
Потом, когда ветер стих и замер он услышал стук копыт на дороге.