Наступила пауза. Потом Писмайр сказал:
— Думаю, мы что-то здесь не уловили.
— Увидите, где она живет, — отозвался Гларк. — Я… Я не думаю, что люди могут видеть ее жилище, если она того не желает. Я никогда не видел ничего подобного. И она… и она… была там и рассказала мне, где вы идете, а также, что мне надо делать, чтобы уцепиться за эту подъемную платформу и стащить латы у вортгорна, и освободить поунов; и о том, что они умеют летать… словом, все.
— Но как она узнала обо всем этом? — спросил Брокандо.
— Но ведь мы расскажем ей обо всем этом, — ответил Гларк. — Не спрашивайте меня, как это происходит.
— Они помнят будущее так же хорошо, как и прошлое, — напомнил Бейн.
— Но они ни в коем случае не должны о нем рассказывать! — сказал Писмайр. — А иначе могут произойти ужасные вещи!
— Не знаю, не знаю, — ответил Гларк осторожно. — Но, насколько я вижу, то, что я сумел вас освободить… это не кажется мне таким уж страшным.
— Но мы должны вернуться назад, к племени, — сказал Писмайр.
— И к моему народу! — воскликнул Брокандо. — Они в нас нуждаются.
— Я и об этом подумал, — сказал Гларк. — Там две сотни манрангов и три тысячи дефтминов, все они вооружены и держатся вместе… и нуждаются в нас? У нас среди молодых людей племени есть славные парни. И Снибрил с ними… разве нет?
— Гм, — сказал Брокандо. — Да, надеемся, что так.
— Ну, тогда все в порядке. И ваш народ умеет драться. А нас, четверо людей в чужой стране, в месте, окруженном со всех сторон врагами… Думаю, что скорее мы в них нуждаемся. Как бы то ни было, но мы должны повидаться с Кьюлейной.
— Но она все тебе рассказала, и это подействовало, — откликнулся Брокандо. — Мы можем сказать ей спасибо в другой раз…
— Нет, — возразил Писмайр. — Если Гларк прав, и она поведала ему что-то, что помнила из будущего, а мы не пойдем к ней, то… я не знаю, что случится, но случиться может все что угодно. Вся ткань Коврах, вся его материя может свернуться в рулон или стрясется что-нибудь еще. Может случиться самое худшее из всего, что когда-либо происходило где бы то ни было.
— Хуже чем?… — начал Брокандо.
— Хуже, чем все, что ты мог бы вообразить, — сказал Гларк.
И все они задумались над этим.
— В таком случае, она, должно быть, очень тебе доверяет, — сказал Бейн.
Оставшуюся часть дня поуны двигались вперед. Четверо сидевших на спине Акретонга дремали или просто молча смотрели, как удлиняются тени. Но большей частью они были погружены в свои мысли.
Пыли под ногами становилось все больше, она превращалась в роскошную подстилку, и в ней гудели и щелкали какие-то невидимые крошечные существа. На яблочно-зеленом пушистом ворсе, образовывавшем высоко над головой фестоны, росли цветы, пушистые цветы величиной больше человека, с переливавшимися тысячью оттенков зеленого цвета лепестками, от которых исходил аромат, наполнявший прогалины и имевший вкус, какой бывает только у зеленых плодов и цветов.
— Теперь вот очень интересно… — начал Писмайр, усаживаясь.
Впервые за час он подал голос.
Он замолчал и устремил взгляд через прогалину. Все поуны повернули головы в том направлении.
— Такое не часто доводится видеть, — добавил Писмайр. Остальные посмотрели туда, куда он указывал.
Из зелени с другого конца прогалины на них мрачно взирала дикая свинья. Когда все повернули головы, она поспешно отступила, и они услышали, как она ломится сквозь ворсинки.
— Это вполне обычное зрелище, — сказал Бейн.
— Но она была коричневая, — возразил Писмайр. — А ей следовало бы быть зеленой. Почти все дикие животные, обитающие в Ковре, имеют цвет ворсинок того места, где они родились. Это защитная окраска.
— Может быть, она просто забрела сюда, — сказал Бейн.
— Нет, — возразил Гларк, усмехаясь. — Кто-то привел ее сюда. Мы почти на месте. Вы будете удивлены. По-настоящему.
Поуны повернули на другую тропинку и стали пробираться по ней. Они продирались сквозь густые папоротники, и стайки мелких зверьков поспешно бросались врассыпную. Они были всех цветов, какие только существовали в Ковре.
И тут поуны переступили через…
Ворсинки здесь густо кустились по краям широкой поляны, отражая тусклый свет, падавший от предмета, находившегося в ее центре.
Это был цельный необработанный кристалл сахара. Столь же высокий, как Великий Дворец Джеопарда, белее, чем кость, кристалл блестел в зеленом полумраке холодным светом. В нем отражался весь свет, сочившийся сквозь плотную пыль; внутри этой удивительной кубической глыбы плясало изменчивое белое сияние. Куб сверкал, как полированный лак, отражая морды толпившихся вокруг него существ.
Там были пылевые кролики и тканевые бурильщики всех цветов, целые стада свиней, длинношеие сораты, толстые терпеливые тромпы, громпайперы, сновавшие туда и сюда козы со спирально закрученными рогами и такие твари, которых не знал даже Писмайр. Например, чешуйчатое животное с шипами на спине и какое-то вытянутое существо, которое, казалось, состояло из одних ног. Поляна была наполнена звуками, производимыми тысячами языков… лизавших кристалл сахара.
Акретонг и его стадо рванулось вперед, чуть не сбросив Гларка и всех остальных с седла. Маленькие зверьки торопливо запрыгали во все стороны, освобождая место.
— Это… красиво, — прошептал наконец Брокандо. Бейн стоял, подняв глаза, и не мог оторваться от этого зрелища. Даже на Писмайра это произвело впечатление.
Они слезли со спины поуна и робко побрели по гладкой поверхности. Животные, слизывавшие сахар, почти не обратили на них внимания.
Гларк отколол ножом кусок сахара и стоял, задумчиво похрустывая им.
— Попробуй, — сказал он, бросая кусочек Бейну. Бейн с опаской откусил немного.
— Сахар, — сказал Бейн. — До сих пор я только однажды пробовал его. Поблизости от Очага был один кристалл. Император имел обыкновение пользоваться им, но потреблял его в небольших количествах.
— Он как мед, но все-таки имеет другой вкус, — сказал Брокандо. — Как он сюда попал?