Непостижимо, каким образом при таких низменных склонностях и таких позорных привычках могла уцелеть такая кротость в выражении лица, такое спокойное достоинство манер, как мог сохраниться такой молодой голос и такая прозрачная ясность взгляда.
Когда она овдовела, дети не могли ее оставить жить у
240
себя - для них она была предметом ужаса; они назначили ей пенсию и предоставили ей устроиться отдельно.
Когда она стала старухой, она вынуждена была оплачивать благосклонность, которую ей оказывали; и так как маленькой пенсии, которую она получала, ей для этих надобностей не хватало, то она работала с неутомимой энергией, чтобы иметь возможность заводить много любовников.
При взгляде на эту женщину, вечно бодро трудящуюся над иголкой, обходящуюся без очков в 70 с лишком лет, всегда чисто и опрятно одетую, с простой и честной наружностью, с открытым лицом, - никто никогда не догадался бы обо всех проделанных ею гадостях. Когда нам все это рассказали, мы совершенно не поверили бы, если бы не получили вскоре несомненных доказательств.
Мы видели некоторых из этих жалких негодяев, получавших от нее плату за свое мерзкое ремесло. Они являлись к нам рассказывать, как она трудолюбива, уверяли нас в ее безупречной нравственности, - и все это в надежде, что ее освободят и они снова будут получать свою плату.
При всем отвращении, которое нам внушали эти проходимцы, мы не могли удержаться, чтобы не вырвать у одного из них признание о подробностях их бесстыдной любви.
Эта презренная женщина, это чудовище сохранило до последнего дня свое спокойствие, свою неизменную кротость и честную наружность. Она умерла 27 мая 1853 г., 73-х лет от роду".
Рассказ вполне поразительный, достойный долгих, многолетних размышлений. Что такое этот субъект? Несла в себе как бы трех человек, имела тройной запас жизни! Если "человек" есть зло, если "жизнь" есть зло осудите ее. Другого мотива для осуждения она не дала заметить в себе.
Все приведенные случаи заимствованы из книги доктора Жафф Кофейлона. Наблюдения свои он сопровождает еще следующим, которое повторяется и в других книгах о том же предмете.
"В числе подобных женщин нередко встречаются такие, у которых сильнейшие половые стремления соединяются с проявлениями религиозного восторга. Они то посвящают себя чрезмерным подвигам благочестия, при самом строгом аскетизме; то разыскивают мужчин, потеряв сон, и произносят речи, в которых сквернословие смешано с мистическими идеями. Они напоминают, по своим манерам, богомолок, но при этом жестикуляция их бывает часто непристойна.
"Бред их, - говорит Бушеро, - бывает то религиозный, то эротический; без малейшего перехода это следует одно за другим".
241
В том самом случае, в котором один наблюдатель нашел бы религиозную манию, - другой наблюдатель, если он явится свидетелем следующего припадка, будет иметь основание признать эротическую манию".
Последнее наблюдение необъяснимо никак с медицинской точки зрения: ибо отчего бы женщинам сильнейшего полового возбуждения не бредить: 1) вином, 2) картами, 3) базаром, толпой, улицей, 4) банями, трактиром, кабаком? По бытовой близости этих предметов должно бы быть так. Но этого никогда нет. И оттого нет, что, сближенные в быту, они корнями лежат как бы в противоположных полушариях. Бред как явление, где наименее участвует преднамере-ние и сознание, всегда указывает корневую близость вещей, соединяет космологически-родственное, метафизически-родственное. Так же точно совершенно необъяснимы эти феномены и с ас-кетическо-христианской точки зрения - с точки зрения бестелесно-духовной, скотеско-религиозной: ибо, очевидно, если бы действительно религия заключала в себе плото-умерщвляющие идеалы, если бы она с полом не имела ничего общего и даже была бы противопо-ложна ему, исключала бы его, - то повышение половой импульсивности сопровождалось бы безбожием, голизной и опустошенностью религиозного чувства, падением религии, неупомина-нием о ней, в бреду ли, наяву ли, никогда! Разное религия и пол - и нет их соединения в бреду, в словах, в мысли! Но если мы допустим то, что пол и действительная истинная религия имеют не только корневую близость, но и корневое тожество, единство, слиянность или, точнее, целость одного и того же существа, то все эти феномены не только объяснятся, но мы о них скажем, что "иначе и не могло быть"... При этом я совершенно допускаю, что "половой бред" в этих медицинских случаях есть "ерунда", как "ерундою" же является и религиозный бред этих субъектов: это уже не меняет дела и ничего не изменяет в заключениях. Ведь и обычный бред обычных сумасшедших есть, однако же, психический бред или логическая нелепость, все-таки тем не менее логический, все-таки тем не менее психический, из этого моря, из этого океана взятый. Поэтому как только "эротический бред" путается с "религиозным бредом" - мы заключаем с неизбежностью, что "та капля" и "эта капля" - из одного моря! Иначе нельзя: ведь никто же лепет идиота не отнесет к кожным явлениям, маниакальные идеи не назовет феноменом перерождения мускульной ткани, и проч. Такой "абдекарабды" никто не скажет: но значит и разъединить пол и религию было бы научной "абдекарабдою". Если "бредовые", т. е. нелепые, явления лежат тем не менее рядом, то очевидно, ясные и спокойные явления двух этих порядков текут не только рядом же, но это есть даже одна текущая река, одни воды,
242
дающие в одной части спокойную и ясную религию, как наше отношение к Богу, как связь с Небом, как чувство Судьбы и Провидения, как мистику и трепет перед "миром Иным", "миром Еще", поверх эмпирической, наличной действительности; и в другой части влекущие к сближению, к совокуплению, к рождению детей, к жизни бесконечной здесь на земле,.. Только христианство могло отвернуться, или, как теперь очевидно, попыталось отвернуться от этого, и через это потрясти очаги рождения, разрушить недра мира, как бы проколоть иглой мировой зародыш, зародышевое начало мира, зародышевую сущность мира. Попыталось и не успело: ибо люди Все-таки рождали, "во грехе" (с идеей греха) рождали, "в скверне" - но рождали. "Рождали", "рождали"... их проклинали, звали к другому (девство, монашество, аскетизм) - но все-таки они рождали и рождали: и в этом одном христианство, как выразился Достоевский, и "не удалось". А "не удалось" оно в этом одном, то "не удалось" - и во всем: ибо это-то и есть "все" его - сущность, основание и цель. Но уже постановка этой цели естественно вела к идее "конца мира", к распространению чувства, что "конец пришел", "конец близок" и даже "у дверей стоит": ибо цель эта именно включала "конец мира", но не как существо и истину, а как зов, как пожелание, как черный идеал! Таким образом, "бессеменное зачатие, поставленное как "А" в Евангелии, уже содержит его "0" - конец, катастрофу, "падающие звезды" и "серный огонь неба", и "восстание мертвецов", сих "граждан нового века", и "страшный суд". "Чем началось, тем и кончится"... Наоборот, "святое рождение" воскрешает древние, до-христианские Небеса: "мертвым" совершенно незачем исходить из могил, потому что земля не пустынна, на могилах выросли новые цветы, с памятью первых, с благоговением к первым, даже в сущности повторяющие в себе тех первых. Смерть есть не смерть окончательная, а только способ обновления: ведь в детях в точности я живу, в них живет моя кровь и тело, и, следовательно, буквально я не умираю вовсе, а умирает только мое сегодняшнее имя. Тело же и кровь продолжают жить; и в их детях снова, и затем опять в детях - вечно! Только бы, значит, "рождалось", и "я никогда не умру". Точно "снимаются сапоги": "одни сапоги", "другие сапоги"... а "ходит в них - один". Этот "один некто" и есть "Адам" - "я" "бесконечный потомок наш", меняющий паспорт, меняющий лица, ремесла и обитаемые страны, учащийся или хлебопашествующий, несчастный или счастливый, но - "один". Таким образом, смерть - у правильных субъектов и при правильной жизни безболезненная (склероз артерий, лопнувший сосуд и смерть даже без крика, без вздоха, без всякого ощущения) - есть просто способ вечно обновленного и, следовательно, вечно молодого, юного лица земли в сущности при том же ее обита
243
теле, при одном жителе... При этом зачем же покойникам "выходить из могил", когда они преспокойно продолжают жать на ней, но не в старом и тягостном для себя самих состоянии, а в чрезвычайно счастливом состоянии полного мужества, цветущей юности и беззаботного детства! Что за счастье прожить 1 000 000 лет стариком: лучше прожить 60 лет +[60 х 3]+[60 х 3 х 3]+[60 х 3 х 3 х 3] и т. д. Т. е. жить "целым рядом" семей - уже на своих глазах, целой колонийкой - через 200 лет, целым селом - через 400 лет, целым народцем - через 1000! При этом взгляде - праведны усилия к накоплению земных сокровищ, обеспечивающих, существование: больше скота, больше земли, больше плодородия, жатвы, посевов, больше домов, крепче города, больше труда и запасов (денег); и еще другое с равным напряжением усилие - воспитание: ибо только воспитанный человек живет хорошо, есть "счастливое я", "хорошее я".