--------------
1До бесконечности (лат.).
2 В возможности (лат.).
220
все или почти все "уклонения", какие отмечены и у человека; у человека же, можно сказать, нельзя найти двух самочных пар, которые совокуплялись бы "точка в точку" одинаково. "Сколько почерков - столько людей", или наоборот и совершенно дико даже ожидать, что если уж человек так индивидуализирован в столь ничтожной и не представляющей интереса и нужды вещи, как почерк, чтобы он не был индивидуализирован также в совокуплениях. Конечно, "сколько людей - столько лиц, обособлений в течении половой жизни". Это не только всеобщее "так": но было бы порочно, преступно, "нищелюбиво" и "нищеобразно", и совершенно уродливо, если бы это не было "так". Всякий "творит совокупление по своему образу и подобию", решительно не повторяя никого и совершенно не обязанный никому вторить: как в почерке, как в чертах лица...
"Всеобщее ожидание" в области, где вообще нет и не должно быть "всеобщего", породило ропот, осуждение, недовольство, пересуды: "Отчего та пара совокупляется не так, как все", причем разумеется собственно - "не так, как Я"... Ответ на это многообразен: "Да вы-то точь ли в точь живете так, как все?" или: "Я не живу, как вы, по той причине, по которой вы не живете так, как я". Но, в итоге, эти "всеобщие ожидания", присмотревшись к которым можно бы заметить, что самых-то "ожиданий" столько, сколько людей, но только это особенное в каждом затаено про себя, - они породили давление морального закона там, где в общем его не может быть, так как вся-то область эта - биологическая, и не "моральная", и не анти-"моральная", а просто - своя, "другая"1. Моральный закон, неправо вторгнувшись в не свою область, расслоил совокупление на "нормальные", т. е. ожидаемые, и "не нормальные", т. е. -"не желаемые", причем эти "не желаемые" не желаются теми, которые их не желают, и в высшей степени желаются теми, которые их желают и в таком случае исполняют. Все возвращается, собственно, к тому, "что есть", как и естественно в биологии; но около того, что "есть", с тех пор приставился раб, бегущий за торжественной колесницей жизни, хватающийся за спицы ее колес, обрызгиваемый из-под нее грязью, падающий в грязь, вновь встающий, догоняющий, опять хватающийся за спицы и неумолчно ругающийся. Он представляет собой те "ожидания всех", которых в наличности нет с абсолютным тожеством, но к которым равнодушно присоединились и те, которые далеко отступили от нормы: равнодушно по интимности самой этой области, о которой
--------------
1 Единственный из богословов, ясно это понявший и последовательно и пламенно выразивший, - М. М. Тареев. См. его "Основы христианства", т. IV. "Христианская свобода".
221
каждый думает про себя, что ее не уконтролирует "общее правило", и по стыдливости этой области, где каждый "свое особое" хоронит особенно глубоко, и нет лучшего средства схоронить это "особое", как присоединясь к "общему правилу" и осуждая все "особое". От совокупности этих обстоятельств и условий вытекла необыкновенная твердость, можно сказать, "незыблемость" морального закона в полоюй сфере, которая в действительности не только всегда была "зыбка", но, можно сказать, ни в одной точке своей и ни на одну минуту не переставала волноваться и представляла вечный океан, с величественными в нем течениями, с бурями, водоворотами, с прибоем и отбоем у всякой отдельной скалы... "Незыблемость" правила шла параллельно совершенной "зыбкости" того, к чему оно относилось; и, собственно, "зыбкость"-то и была единственным внутренним правилом, из самой сущности стихии вытекающим... Семейные добродетели восхвалялись и содомитами, о вреде онанизма писали и онанисты, а отшельники пустынь, совокуплявшиеся с полевой птицей и лесным зверем, не умели допустить, чтобы мужчина мог иметь сношения на протяжении своей жизни более, нежели с тремя женщинами, и женщина более, чем с тремя мужчинами тоже на протяжении всей жизни (недопустимость 4-го брака у христиан, т. е. по требованию "святых" (христианства). Все это не так безразлично. Конечно, все таятся - и потому никто особенно не страдает от "общего правила"; но выпадают случаи объявления, обнаружения: и тогда поднятые камни побивают "отступника" от того, к чему решительно никто "не прилежит". Между тем пол - именно океан, и в нем не зародится "водоворот" там, где ему "не указано быть", вековечные течения его не перестанут и не спутаются, не расширятся и не сузятся; и все останется так, "как есть" и "предуказано", и в том случае, если правило исчезнет под давлением истины, что оно вмешалось в область, существенно не сваю.
Здесь все принадлежит наблюдению и ничто исправлению.
* * *
"Свое" у каждого выражается прежде всего в силе, в напряжении. Здесь мы имеем ряд степеней, которые удобно выражаются рядом натуральных чисел:
...+7+6+5+4+3+2+1Ю-1-2-3-4-5-6-7...
Наибольшая напряженность в смысле возможности удовлетворить и в смысле постоянной жажды удовлетворения указывает на наибольшую степень самочности - самца в про-тивалежании его самке и самки в противолежании ее самцу. Наибольший самец есть наичаще, наиохотнее и наимогуще
222
ственнее овладевающий самкой; и наибольшая самка есть та, которая томительнее, нежнее и кротче других подпадает самцу. Под наслоением суеверий, страхов, в особенности предположений и пересудов у человечества образовалось совершенно неверное представление образа "настоящего самца" и "настоящей самки"; т. е. человечество - народы и единичные люди совершенно неправильно осложнили наибольшую половую силу второстепенными, добавочными чертами, и притом не только психическими, но даже и физическими. В общем представлении романистов, драматургов, мещан и "общества" - это что-то огромное, шумное, голос громкий, манеры наглые, оскорбительные; "он" и "она" стучат, гремят, никому не дают покоя; что-то неудобное для всех, смущающее. "Нахал" и "разухабистая баба" - вот предполагаемо люди, от которых матери и отцы должны уберечь дочек, прятать подрастающих сыновей. Такие-то будто бы "соблазняют" и "совращают", насилуют и растлевают. Но было бы печальное потомство от сих пустых стучащих бочек; тогда как род человеческий, "плодящийся", "множащийся", вовсе, однако, не таков: жив, энергичен, неутомим, неистощим. Настоящие силы - не стучат. Настоящая сила скорее стелется, ползет. Не буйвол, ревущий в степи, есть господин степи, а ягуар, прячущийся в тростнике. Скорей полу-испуг, полу-догадку выразила народная мудрость, русская и китайская. Русские говорят: "В тихом омуте черти водятся", а о китайцах мне привелось прочитать, что у них будто бы есть поговорка: "Когда женщина походит на ангела, то берегись и знай, что в ней сидит дьявол". В обоих случаях старые люди, сложившие поговорку, как бы предупреждают молодых, указывая им не доверяться наружным признакам, предполагать за ними обратное внутреннее содержание. Поговорки эти, конечно, сложены не в отношении только пола, но они едва ли бы сложились в этой общей форме, если бы половая жизнь, половые образы, фигуры, играющие такую выдающуюся роль во всякой народной, общинной и частной жизни, стояли в резком противоположении тезисам этих поговорок. Очевидно - нет! И китайцы, и русские указали, что половая страсть не "ревет в поле", а скорее крадется в лозняках; что это что-то на вид "тихое" и иногда даже "ангелоподоб-ное", по крайней мере у женщин. Но здесь мы должны войти в небольшое рассуждение. С первого же взгляда очевидно, что "наибольший самец" должен выглядеть, должен иметь все сопутствующие вторичные качества совсем иные, чем "наибольшая самка", именно уже потому, что он противостоит ей, что он есть другой ее полюс! У очень мужественных мужчин растет большая борода: неужели же из этого мы заключим, что совершеннейшая женщина должна тоже иметь боро
223
ду или хоть те маленькие усики, которые иногда появляются у женщин?! Между тем предположение, что женщина-самка должна быть "разухабиста", именно подобно предположе-нию, что у Жанны д'Арк или Дездемоны, у Офелии и Татьяны росли усики. Конечно, это глупо, и в такой мере, что можно, отметив ее, и не останавливаться на опровержении.