- Да, - признал Толбузин. - Про твои поделки чугунные, Константин Алексеевич, в Москве уже понаслышаны.
- Баловство все это, - неожиданно сморщился Росин. - Глупость и баловство. Чугун не ковать, его лить надо.
- Так... лей, Константин Алексеевич, - не понял горечи хозяина боярский сын. - Коли надобно, запретов чинить никто не станет.
- Уже чинят, - вздохнул Росин. - Понимаешь, боярин... Что бы лить чугун, как воду, его нужно греть в больших количествах. Иначе остывает металл слишком быстро. Тонн по пять-шесть хотя бы, - и тут же поправился: - Пудов по пятьсот за раз. И процесс этот непрерывный. Один раз печь остынет, снова ее будет не разогреть. А как я могу рассчитывать на десять лет непрерывного литья, если о прошлом годе татары Тулу опять обложили? Один раз эти засранцы на мануфактуру налетят, и все старания - псу под хвост. Так что, боярин, дело это не от меня зависит, а от оружия русского. Как рубежи наши нечисть всякая грызть перестанет, так и с делом ремесленным все куда ходче пойдет.
- Не грусти, Константин Алексеевич, - улыбнулся Толбузин. - Бог даст, справимся со всей нечистью.
- Я знаю, - кивнул Росин. - Со всеми справимся. Просто не терпится. Однако, как говорится, спешка нужна только... Ага, вот, кажется, и пора...
Он снял с камней один из шампуров, с гордостью протянул его гостю:
- Вот, отведай, боярин, кавказского лакомства... Настенька, это тебе... Ну, и себя, любимого, тоже обижать не след.
На некоторое время возле дотлевающего костра повисла тишина. Люди, удерживая в руках шампуры, объедали с них мясо.
- Да, - признал Толбузин, истребив половину своей порции. - Снедь знатная. Особливо с дороги.
- М-м! - спохватился Росин. - Совсем забыл!
Настя, бургундского гостю налей. С красным вином еще лучше пойдет!
Гость с благодарностью принял кубок, осушил. Продолжил трапезу, но уже не так жадно:
- А что ты, Константин Алексеевич, от дворни своей на берегу прячешься? Не боишься, что крамолу какую за тобой заподозрят?
- Наоборот, - покачал головой Росин. - Хочется дом свой прежний вспомнить. Искупаться, позагорать, как у нас принято было... Боюсь, как развлечения мои увидят, так уж точно в колдуны запишут. Ты вон, боярин, сразу креститься начал.
- За тебя испугался, Константин Алексеевич, - облизнулся Андрей Толбузин, примериваясь к очередному куску мяса. -- Как руки, больше не болят?
- Спасибо, не жалуюсь, - Росин внезапно утратил аппетит, задумчиво вертя шампур в руке. -- Кого же это здоровье мое вдруг заинтересовало? Никак место свободное на дыбе обнаружилось?
- Ну что ты, Константин Алексеевич?! - мотнул головой гость. - И в мыслях ничего близкого нет! Шах-Али с набега на Ливонию с такой богатой добычей вернулся, что все недоимки в цареву казну с лихвой покрыты. За что тебя, боярин, государь наш с благодарностью помянул. Спрашивал, почто не видно тебя давно? Как никак, боярин. Коли поместье тебе да-дено, стало быть и службу нести должен.
- А много ли пользы будет от одного меча? - Росин все-таки откусил себе немного мяса. - Я про то тульскому воеводе уже сказывал. Пусть из писцовых книг вычеркнет, а я и тягло государево, и ямское, и пожилое в полной мере платить готов. С меня налог получится изрядный, с пяти-то мануфактур. Полк стрелецкий снарядить можно.
- Преданность и храбрость за деньги купить нельзя, Константин Алексеевич, - покачал головой гость. - Государь от тебя не корысть получить желает, а совет разумный. Поручение хочет дать, кое не всякий и выполнить способен.
- Зловеще, однако, вступление получается, - вздохнул Росин. - Сразу Ильей Муромцем себя чувствовать начинаешь, что с печи, да сразу супротив Соловья-Разбойника кинулся. И на какое Идолище Поганое царь меня послать желает?
Андрей Толбузин замялся, покосился в сторону женщины.
- Да, действительно, - согласился Росин. - Настя, налей нам еще вина. И давайте спокойно шашлыка поедим, без всяких намеков и загадок.
Однако настроение было испорчено безнадежно. Вместо того, чтобы наслаждаться вкусом вина и мяса, Росин пытался угадать, куда это его собираются заслать, и почему ради этого поручения в тульское имение Салтыковых царь отрядил одного из доверенных опричников, боярскому сыну Толбузину явно не терпелось объясниться, а женщина с тревогой смотрела то на одного, то на другого, тоже не ожидая для мужа ничего хорошего от нежданного царского зова.
Наскоро расправившись с угощением, Росин поднялся, обошел ковер, извлек из чересседельной сумки
криво изогнутый медный охотничий рог, облизнул губы, с натугой затрубил. Потом поднял с травы черную монашескую рясу, оделся.
- Никак, по сей день в одежке от Посольского приказа ходишь, Константин Алексеевич? - удивился гость.
- Другую сшил, - хмуро ответил Росин, которому напоминание о дыбе и допросе в Посольском приказе настроения отнюдь не улучшили. - Удобная оказалась. Не маркая. Свободная, движения не стесняет. В холод тепло, в жару прохладно. Да и привык я к ней.
- Скромничаешь, Константин Алексеевич, - покачал головой Андрей Толбузин, - По твоему достатку и званию в горлатной шубе ходить должен, а не рясе черноризицкой.
- А мне хвастать не перед кем, боярин. Смерды и так знают, кто здесь хозяин. А средь людей торговых я не шубой, товаром хорошим и дешевым известен.
С нарастающим топотом примчал отряд в полсотни всадников простоволосых, молодых, с только начинающей пробиваться бородой и усами; в синих и красных ярких рубахах, черных шерстяных шароварах и, опять же, цветастых сапогах. Луг наполнился тревожным ржанием, громкой перекличкой.
- Федор, коня, - негромко распорядился Росин. - И приберите тут все, пора в усадьбу возвращаться. Настенька, будь любезна, проследи.
- Спокоен будь, государь мой, - приложила руку к груди женщина и почтительно поклонилась мужу.
Один из всадников, в наброшенном поверх белой шелковой рубахи полукафтане подъехал ближе, ведя в поводу серого в яблоках скакуна, придержал его, пока хозяин неспешно забрался в седло.