Андрей Толбузин облегченно вздохнул - словно скинул, наконец, тяжкую ношу, потянулся к кубку, заглянул внутрь. Росин торопливо налил ему вина, потом плеснул немного себе. Кивнул:
- Толково. План, сразу признаю, красивый и изящный. Вот только... Как заставить Орден напасть на своего вековечного союзника?
- Коли друзья твои на землях Ливонского Ордена живут, замком орденским владеют, плащи и вымпе-лы орденские носят, так и кто же они, если не часть Ордена? - это вопрос Андрей Толбузин с друзьями явно обсуждали уже не раз и в подробностях. - И коли нападут они под своими знаменами, то именно Орден, стало быть, войну с Эзельским епископством и открыл.
- А сказывал ли Семен Прокофьевич, что людей в замке этом всего два десятка человек, плюс десяток дворни, да пара женщин? Я имею в виду, знакомых мне женщин, что при нужде за меч взяться не побоятся? А с двумя десятками людей против целого епископства войну начинать... - Росин покачал головой:
- Друзья мои боя открытого не боятся, сам бок о бок с ними сражался. Но двадцать против целой страны, пусть даже такой крохотной...
- Главное, чтобы отвага у них оставалась прежняя, а в мечах воинских недостатка не станет. - Опричник, явно выдерживая паузу, отпил еще вина, потом взял расстегай с вязигой, неспешно прожевал.
- Коли решатся они на сей подвиг, то из казны, митрополитом и купцами на войну собранных, готовы мы золота четыре тысячи талеров им передать для набора в немецких городах наемников для ведения войны. Поскольку сотоварищи твои по вымпелу и землям своим есть крестоносцы ливонские, труда особого это для них не составит.
- А-а-а... - не меньше минуты сидел Росин с открытым ртом, переваривая услышанное, а потом внезапно вскочил, звонко ударив себя кулаком в ладонь и забегал между пушками, описывая замысловатые траектории: - Да, да, да!
Как ему самому это в голову не пришло? Зачем русскую кровь проливать или казаков с Дона звать, если можно немцев на месте нанять, чтобы они сами себя завоевали? У них это ведь в порядке вещей: кто золото платит,-тот и "родина". А все, кто за пределами своего города живет - иноземцы. Рижские ландскнехты против Эзеля воевать пойдут, и глазом не моргнут.
- Черт! - повернулся он к гостю. - Гениально. Кому это только в голову пришло?
- Даниле Адашеву, - признал Толбузин. - Брату Алексея. Он в ратном деЛе хитер, завсегда нежданное что придумает. Так что, Константин Алексеевич, возьмешься с сотоварищами своими поговорить?
Росин остановился, подошел к пушкам, выглянул в узкую вертикальную бойницу. Конечно, привык он уже здесь за три года-то. К жизни спокойной размеренной, к ежедневным выходам в цеха своих мануфактур, где простенькие, даже наивные на взгляд человека двадцатого века механизмы все равно то и дело подбрасывали неожиданные головоломки. Привык подолгу торговаться к купцами, после чего гордо засыпать в сундуки честно заработанное серебро. Привык проводить вечера с покорной женой, которую заставлял носить в спальне и двух светелках рядом с ней коротенькое кружавчатое шелковое белье. После глухих платьев, платков, убрусов и подубрусников, в которых ходили днем все приличные женщины и длиннющих бесформенных сарафанов простых девок - белье выглядело особенно возбуждающим. Привык к тому, что все, на кого падал его взгляд немедленно кланялись, и даже богатые купцы проявляли всемерное уважение. Однако, он прекрасно понимал две вещи: ни с кем другим, кроме него, Витька разговаривать не станет. Росин всегда был мастером, и ребята всех клубов на фестивалях запоминали именно его. А кроме того, четыре тысячи талеров - это огромная сумма, которую просто так никому не доверят. Ему, богатому боярину, унаследовавшему имущество царского любимца Салтыкова и немало приумножившему оное, доверят. Он воровать не будет - смысла нет. Ради мешочка золотых позориться не станет. Как там Толбузин говорил? "Нет тебе в этом деле корысти. Но ты - русский боярин."
- Отчего не взяться, - Костя небрежно пожал плечами. - Возьмусь.
Часть первая
Люди Меча
Глава 1
Август
Август тысяча пятьсот пятьдесят пятого года выдался жарким. Испугавшись раскаленного солнца, облака сбежали куда-то на далекий север, и на всем небосклоне не имелось ни единого пятнышка, которое посмело бы испачкать идеальную голубизну. Даже птицы, боясь испепелиться на лету, днем прятались куда-то в кроны, не желая рисковать жизнью ряди нескольких мошек, и вместе с ними до вечерней прохлады отсиживался ветер, а потому нигде не шевелилось ни листика, ни веточки и в воздухе над бескрайней водной гладью висела абсолютная тишина. Казалось, в этом малом уголке планеты создалась особенная, своя собственная прозрачно-голубая вселенная. Голубизна сверху, голубизна снизу, и два солнца напротив друг друга - как вдруг раздался звонкий девичий смех, легкий плеск и, разрушая совершенную картину, во все стороны побежали волны.
- Боже мой, как хорошо! - девушка тряхнула головой, позволяя волосам растечься в разные стороны, после чего повернулась на спину и тихонько поплыла от берега. - Поверить трудно, что хоть где-то может быть не жарко... Жаль, что в твоем замке нельзя поставить кондиционера.
- Что такое "кондиционер"? - поинтересовался с берега худощавый, гладко выбритый скуластый мужчина в белой батистовой сорочке с широким отложным воротником, пурпурных бархатных кальцо-нах, едва доходящих до колен и высоких сапогах из тонкой кожи.
- Это такая машинка, которая превращает тепло в холод, - девушка остановилась, подняв голову над водой. - Ну же, иди сюда, ко мне! Остынешь хоть немного.
- Не хочу, - мотнул головой мужчина. - Прикажу в замке кадушку наполнить.
- Да ты что?! - фыркнула купальщица. - Тоже мне, сравнил: кадушку и Чудское озеро! Ты бы еще в луже искупался! Говорю, иди сюда.