— Ишь ты, как он уважительно заговорил, — покачал бородой Картышев, пригладив черную бороду. Под густыми мелкими кудрями шрамов от давних ожогов у бывшего танкиста почти не различалось. — «Иван Васильевич»! Вот стало быть, откуда у всех реформ уши растут! А то, что этим летом указ вышел об отмене воевод и введении местного самоуправления на основе выборных представителей от боярства, ремесленников и смердов… — договорив до конца длинную фразу, Игорь задохнулся, остановился, набрал воздуха и закончил: — Это тоже твоя работа?
— Нет, не моя, — покачал головой Росин. — А вот к созданию церковно-приходских школ я свою лапу приложил!
— Ну, ты монстр! — восхитился Картышев. — Везде успел отметиться!
— То не я, — покачал головой Костя и взялся за рюмку. — Ну-ка, мужики наливайте! За царя я выпить хочу. За нашего нынешнего государя Ивана Васильевича, что уже сейчас размеры Руси втрое супротив начала века увеличил, города строит десятками, крепости сотнями. Который первым право голоса людям русским дал, смердов к образованию допустил, дорогу наверх им открыл. Который не десять шкур с мужика драть пытается, а ремеслам и купцам дороги к прибытку открывает. Повезло родине нашей с государем. За него и выпить хочу!
— Боже мой, до чего мы дошли, — покачал головой Игорь. — Я, коммунист в третьем поколении, за царя пью!
Однако от рюмки отказывать не стал.
— А дальше-то что было? — вернулся к прерванному разговору Архин. — После того, как отпустили?
— Ну, короче, когда государь доставать начал: чем, да чем за преданность вознаградить, я попросил руки другие дать, заместо палачом вывернутых… — тут Росин выдержал паузу, давая одноклубникам вдуматься в загадку. — И он дал… молодую вдову Салтыкову, чтобы вместо рук, пока не выправлюсь, была.
— Я виду, наш шеф на глазах становится ярым монархистом, — прокомментировал Картышев.
— Помолчи ты хоть немного, — отмахнулась от него Зина, — дай дослушать. А дальше?
— Да в общем, и все, — пожал плечами Росин. — Обвенчались мы с Настасьей и уехали в имение салтыковское, под Тулу. Ну а там, имея кое-какую казну и смердов умелых, я несколько мануфактур поставил, типа здешней. Опыт уже был, так что получилось все быстро, без накладок. Тула город торговый, купцы на товар нашлись. Так что, ныне я уже не просто боярин, но и буржуин. Вот. Ну, а ваши дела как?
— Юля замуж вышла! — тут же выпалила Зинаида. — Как Зализа с Москвы вернулся, так она сразу за Варлама Батова и выскочила! Они там все вместе с братьями куда-то к Осколу поехали.
— Ах вот почему опричник про Батовых спрашивал, — сообразил Росин. — Они аккурат мимо моего поместья ехали. А я и не знал.
— А детей, пока тебя не было, народилось, — продолжил за ней Картышев, — аж тридцать две души. Некоторые молодцы аж по паре успели настругать. Так что, Костя, растем, как на дрожжах. Скоро город здесь будет. Мы его Шатуном в честь клуба назовем.
— Это дело хорошее, — кивнул гость, грустно заглянув в рюмку: у него с женой пока ничего с этим делом не получалось.
— Да, чего-то мы засиделись, — спохватился Игорь. — Наливайте, мужики.
Они дружно опустошили рюмки, на этот раз забыв сказать тост.
— Ну, а хозяйство как, растет?
— Я прошлой весной пороховую мельницу поставил! — тут же похвастался Архин. — То есть, мы поставили. Скотины у нас развелось изрядно, говна хватает, так что селитра своя…
— Да ну тебя, Миша, — поморщилась Зинаида. — Вечно ты к столу какую-нибудь пакость ляпнешь! Помолчал бы лучше…
— А я чего? — возмутился Архин. — Я про мельницу.
— Я ведь подарки привез, — улыбнулся Росин. — Барабаны железные, специально для растирания тряпья кованные. С зубьями, с теркой, все как полагается. А то вы, небось, все еще мельничьими жерновами пользуетесь?
— Точно-точно! — радостно подпрыгнул Миша. — Мне жернова железные нужны! А то в порох песок попадает. Мякоть ведь не просеешь, шарахнуть может.
— Это мы еще посмотрим, кому нужнее, — осадил его Картышев. — С твоего пороха даже Стрелецкий приказ нос воротит, как их Зализа не подмазывал. А на бумагу Соловецкий монастырь даже гонца специального прислал, чтобы заказать.
— Так не берут-то как раз потому, что с песком получается! — опять вскочил Архин. — А коли железные приспособить, зелье пойдет самый класс!
— Чего вы ссоритесь? — пожал плечами Росин. — Коли нужно, я жене отпишу, чтобы еще несколько штук дала. Привезти, надеюсь, сами сможете? А то дела у меня тут намечаются…
— Ну ты деловой стал, буржуинский рабовладелец, — покачал головой Картышев, поднимая рюмку. — Ладно, давай выпьем, чтобы машины наши крутились и реки не мелели!
Растекаясь по жилам, водка быстро привела людей в благодушное настроение, и на дальнем конце стола уже начали вспыхивать споры о чем-то своем — там уже и забыли о причине общего сборища за праздничным столом.
— Какие у тебя дела-то могут быть в нашей глуши, монархист? — поинтересовался Игорь, хрустя маринованным огурцом. — Скажешь, али тайна страшная?
— Какая тайна, через пару месяцев все равно узнаете, — пожал плечами Росин. — Кажется, к зиме война новая начнется.
— С кем?
— А с кем здесь воевать? — даже оторопел от такого вопроса Костя. — С ливонцами, ес-с-сес-с-с-но… Тьфу, буква в зубах застряла.
— Ливонская, что ли, уже начинается?
— Похоже на то, — кивнул Росин. — Только вы не бойтесь. Исполчать никого царь не собирается. Ближние его бояре охотников только окликнуть хотят, и все. Вас никто не тронет.
— Х-ха! — передернул плечами Игорь. — Давай-ка еще по одной, и я тебе кое-что расскажу.
— Давай.
Они выпили, и Картышев подсел к гостю поближе.
— Понимаешь, Костя. Жил я в свое время в двадцатом веке. Ну, да все мы в нем жили. Тоска была страшная. То есть, пока в танковых служил, соскучиться не давали, ты знаешь, но как демобилизовали, так жизнь натурально кактусиная началась. Пенсией раз в месяц поливали, чтобы не засох, да в охране на стройке маленько зряплаты капало. И сидишь в своей комнатушке, да телевизор смотришь, и все веселье. Вот тогда я к тебе в клуб и пришел. Хоть иногда оторваться, мечом и топором помахать, древним ратником себя вообразить. Понятно излагаю?
— Вполне.
— Ну, дальше сам знаешь. Как нас сюда крякнуло, веселье началось по полной программе. Накушались желанного «ретро» по самое «не хочу». Вот. Ну, посидели, отдохнули. Три года я окромя стекла и печи ни хрена не видел. Так вот, Костя. Что-то я себя все больше и больше ощущаю кактусом… Ты меня понимаешь?
— Наверное, да…
— И я так думаю, за этим столом я такой не один. Потому, как в «Черного шатуна» любители телевизора не записывались. Так что давай. Костя, еще по одной, и дай мне слово, что своим дружбанам ты шепнешь, что десятка два добровольцев из деревни Каушта к ним в ватагу записаться отнюдь не прочь.
— Два десятка? — не поверил своим ушам Костя. — Ты уверен? А как же хозяйство все: стекловарня, лесопилка, бумажная мельница, пороховая?
— А что? — пожал плечами Картышев, наливая себе, гостю и подставившему рюмку Мише Архину. — Мы же уже оставляли всю эту тряхомудию на половину ребят, и ничего, справлялись. Или забыл? Или думаешь, что у нас тут все разрослось до небес? Фиг! Зализа, гад, людей на работы брать не дает. Боится, смерды его к нам перебегут, и он без крепостных останется. Вот так. А новгородцев тоже сюда не зазвать, у них в городе деньги хорошие крутятся, не чета нашим. Выпьем?
Он опрокинул рюмку, крякнул, потянулся к копченому мясу, жадно зажевал.
— Я вот чего не понимаю, Костя, почему нам всю жизнь про безработицу говорили? У нас, сколько себя помню, все время рук рабочих не хватает. Так, Миша?
Архин кивнул.
— А в поход на ливонцев пойдешь?
— Конечно пойду! Тоскливо тут больно. Скука, кровь в жилах застоялась. Три года одних жерновов и мельничных крыльев! Нет, ребята, покой — это хорошо. Но чтобы понять его прелесть нужно хоть время от времени покувыркаться в горниле ада! Костя, если ты не возьмешь нас с собой, считай, что мы никогда не были знакомы, а я стану твоим кровным врагом!