Зато сама дверь являла собой типичный образец российской безалаберности была фанерной, короче. Мне даже стало весело от столь вопиющего несоответствия формы и содержания.
Я тяжело навалился плечом в середину хрупкой преграды и тут же получил логично ожидаемый результат: дверь выгнулась, и "язычок" замка выскочил из своего стального гнезда в косяке.
Скользнув за ставшую нетоварной дверь, я тихо прикрыл ее за собой и огляделся. Не знаю точно, что я ожидал увидеть, но явно совсем не то, что меня окружало. Офис сыскного агентства "Орбита" состоял всего из одной комнаты-кабинета. Как в какой-нибудь подсобке, окон здесь не было, а вся непрезентабельно-скудная меблировка состояла из обшарпанного письменного стола с небрежно разбросанными по нему бумагами, двух колченогих стульев и жалкой ковровой дорожки, малоуспешно прикрывавшей давно не крашенный пол. Да, весьма небогато жил покойный Романов. Бизнес сыскаря если и приносил ему доход, то очень незначительный, видать. Плату за аренду помещения наверняка постоянно задерживал, бедолага.
Натянув тонкие лайковые перчатки, я приставил к входной двери один из стульев, чтоб случайно не оказаться застигнутым врасплох, и подошел к столу. В бумажном барахле, состоявшем из разрозненных листочков, блокнотов и толстых "амбарных" книг, разобраться было нелегко. Тут сам черт запросто ногу себе сломит, в натуре. Если же читать все подряд, несколько часов убить придется. Столько у меня нет, это как пить дать.
Мое внимание привлекла одна из "амбарных" книг, на корешке которой была выведена от руки надпись: "Посетители". Пролистав ее до половины, нашел окончание записей. Каково же было мое удивление, граничившее с ошарашением, когда я увидел Цыпину фамилию, стоявшую в перечне посетителей предпоследней. Я чувствовал себя так, словно только что получил жестокий удар кастетом в челюсть.
Впрочем, личное замешательство длилось самый децал - уже через пару-тройку десятков секунд я поспешно вырывал подозрительную страницу вместе с несколькими следующими, так как и по слабому оттиску на чистой странице менты, как известно, научились с помощью лазера запросто восстанавливать утраченный текст. Сложив листки вчетверо, сунул их в карман и покинул задрипанный офис, сильно смахивающий на волчий капкан. Лампочку под низким потолком гасить не счел нужным - все одно взломанную дверь спрятать не удастся. Даже от часто близоруких работников прокуратуры. Спускаясь по лестничным маршам, стянул кожаные перчатки и сунул их, как обычно, в задний брючный карман.
В холле на первом этаже старикашка почтальон скучающе рассовывал корреспонденцию по нескончаемому тройному ряду металлических ящичков. Упруго-бодро подойдя к нему, я доброжелательно улыбнулся и по-деловому спросил:
- Для "Орбиты" писем нет?
- Какой номер офиса? - сухо уточнил ветхий служитель ведомства, no-достоинству, видать, оценив мой крокодильско-золотой оскал и решив по-умному зря не нарываться.
- Двести девяносто второй. - Я щедро угостил почтальона сигаретой, и тот слегка смягчил голос.
- Писем нет. Вот только счет телефонный.
- Ладно, давайте. Благодарю, что сэкономили мое время. Его стоимость после кризиса только возросла.
- А цена моего времени окончательно упала, - тяжко вздохнул собеседник, жадно затягиваясь табачным презентом. - До этого молокососа Кириенки пенсии на прожитье мне кое-как хватало, а нынче пришлось вот на почте подрабатывать, чтоб с голодухи не сдохнуть! Зачем в главные министры, паршивец, сдуру полез? Все гордыня человеческая!
- Полностью с тобой солидарен, земляк! - сочувствующе кивнул я и, сунув в кармашек его тужурки почти полную пачку сигарет, поскорее слинял от словоохотливого старикана. Базарить на навязшие в зубах темы инфляции, девальвации и повсеместного обнищания народонаселения никакого желания у меня не было. Да и нервных сил тоже, так как по характеру я чувствителен и сильно сердоболен. Натура интеллигентно-хрупкая - тут уж ничего не изменить.
Весь путь до пивбара "Вспомни былое" я сосредоточенно молчал, отдавшись мрачным размышлениям о странной записи в книге учета клиентов. Впрочем, когда "мерс", шипя шипованными шинами, свернул к автостоянке, я почти успокоился. Нет, весьма все же маловероятно, что Цыпа способен на какую-то мутную интригу у меня за спиной. Неоднократно я лично и жестко проверял его преданность - это во-первых, а во-вторых, не так у соратника мозговые извилины устроены. Закручиваются лишь в одну, предсказуемую то бишь, сторону. За что и люблю братишку.
Все же в кабинетике Тома я решил, чисто для понта, разыграть карту до конца. Выложив на стол перед Цыпленком давеча вырванный из "амбарной" книги лист, спросил, старательно нахмурив брови:
- Как это понимать прикажешь? Давай колись, короче!
Наивный телохранитель-соратник, уловив в моем голосе неприкрытую угрозу, обиженно насупился и поднял листок, вцепившись в него глазами, как бульдог в горло врага.
Пока Цыпа, забавно шевеля губами, вчитывался в явно незнакомые ему фамилии посетителей частного сыскного агентства, я развернул желтый листочек телефонного счета и тут же схлопотал себе новый "кастетный" удар, неожиданно наткнувшись скучающим взглядом на хорошо знакомый мне номер. Как наглядно явствовало из счета, покойный сыщик два раза в прошлом месяце звонил из своего офиса в Тюмень вору в законе Караганову по кличке Нахрап. С этим неприятным типом мы были знакомы уже давненько. В Тюмени он занимался примерно тем же, чем я в Екатеринбурге, но бизнес его с каждым годом все больше и больше хирел из-за постоянно ухудшающегося финансово-экономического положения региона. Клиентов становилось все меньше и меньше то бишь. Поэтому вполне понятно и логично, что Нахрап год назад восхотел перебраться в сравнительно сытый Екатеринбург вместе со всей своей уголовной кодлой. Но я был категорически против появления под боком крупного конкурента, и наши дипломатические переговоры чуть было не переросли в натуральную войну местного значения. Острые разногласия кровью, к счастью, не разродились благодаря урало-сибирской сходке воров в законе. "Сходняк" нас формально помирил, постановив: более никому не зариться на чужие территории. На том конфликт и закончился, не успев толком разгореться. Кому из нас при таком раскладе тогда крупнее повезло, бабушка надвое сказала, так как я уже всерьез собирался отправлять в Тюмень Тома с "деликатным" поручением. Он даже на звук по движущейся цели стреляет почти так же грамотно, как и Цыпа. Этого у него никак не отнять - разве только вместе с жизнью.
- Я тут не при делах, гарантия! - заявил Цыпленок и, положив листок на стол, прихлопнул по нему для убедительности своей чугунной дланью. - Никогда посетителем "Орбиты" не был. Это чья-то гнилая мутка, Евген! И почерк не мой!
- Почерк везде один. Думаю, принадлежит хозяину кабинета Романову, усмехнулся я. - Ладушки, тут все предельно ясно. Меня сейчас другое беспокоит неужто это тюменский Нахрап на прошлой неделе кладбищенскую заварушку организовал?
- С чего ты так подумал? - удивился Цыпа. - На сходке ведь разрулили ситуацию, от и до.
Когда я популярно "жеванул" телохранителю происхождение своих подозрений, тот весь нахохлился и безапелляционно заявил:
- Вот ведь козел! Ну, я ему рога-то отверну вместе с его тупорылой башкой!
- Это вряд ли. Если понадобится - Том поедет. Ты мне здесь нужен, браток.
Цыпа благодарно засиял своим розовым детским личиком, как пацаненок, которого ласково погладил по голове строгий папаша.
- Кстати, Том! Я тебе поручал выяснить, кто из наших не смог по какой-либо причине на пикник поехать. Перечисли-ка ребятишек.
- А нечего перечислять. Не поехал один лишь я. - Сидевший до этого момента с сонно-отсутствующим видом, наверное сочиняя в уме очередной стих, Том очнулся наконец от творческой "спячки" и напряженно уставил на меня свои серо-стальные глаза, словно дула двуствольной лупары. - Таким образом, первый подозреваемый я. Не так ли, Евген?