- Не по-городскому, по-нашему, по-женски понять хочу!.. -
запротестовала Параска. - Жить с человеком, не любя его, - это, я так
смотрю, все равно что не жить!..
А жить ненавидя - это ведь... не знаю, как и назвать!..
Это - каторга!
- А то не каторга, думаешь!
- Каторга - так зачем же всю жизнь мучиться на ней!
За какие грехи? Или ты навек прикована?
- А то нет? Не прикована?! Да если б не прикована была, стала б я
терпеть все?! У меня теперь, может, только и думка - как вырваться?..
Ночей не сплю, думаю! Днем только и живу этим! Только и думаю, куда
податься? Где защиту найти! За соломинку ухватиться готова!.. Тебя вот
повидала - места потом не находила! "Может, посоветует что?!" Хоть знала
сама, что ты посоветуешь!..
Острые, из-под широких черных бровей, Параскины глаза глянули
вопросительно:
- Что ж тебя держит?
- Что!.. Он, мой суженый, знаешь какой! Топором голову расколет - и не
перекрестится...
- Грозился?
- Всякое бывало! Суженый у меня такой! Не сомневайся! Не дрогнет
рука!.. Тут, ко всему, дак еще - любовь!
Любит, чтоб его земля не носила!.. Жене своей милой - разлучнице - дак
расколет голову с радостью! Не то что так, с горя!
- Я скажу ему! Судом пригрожу!.. Расстрелом!
Ганна в ответ на Параскины слова только покачала головой, как над
детской выдумкой.
- Шабету попрошу, чтоб предупредил! А надо будет - так и Харчеву скажу!
- Будет тому Харчеву охота возиться! Тут и Шабета пока приедет - дак
остынешь в крови! Да и побоится он Шабеты! Ему что Шабета, что наш Хведька
- одинаковый страх! - Ганна добавила в раздумье: - Да и если бы послушался
он пока Шабету или кого другого, дак все равно житья не будет! Каждый день
думай, как бы не наткнуться на него, вечно оглядывайся, остерегайся! В
Куренях спрячешься разве где!.. Он же, если и не придушит сразу, дак
свободно дохнуть не даст!.. Следом будет красться всюду, подглядывать! Вся
их свора!.. Позор ведь такой для них! Разве ж они примирятся когда!.. -
Ганна рассудила: - Может, разве что - далеко куда убежать? И на глаза чтоб
не попадаться!..
Параска вдруг остановилась.
- Знаешь, что я решила? - Ганна увидела в глазах Параски радостную
решимость. Параска объявила: - Переходи ко мне!
- Куда?
- В школу!
Ганна смотрела Параске в глаза, будто надеялась, ожидала увидеть еще
что-то Странно сдержанным, недоверчивым был этот ее взгляд в первое
мгновение. Потом на Ганнино лицо легло раздумье, тяжелое, строгое.
- Не достанет, думаешь, там?.. - сказала нерешительно, неожиданно робко.
- Не сделает ничего! А попробует - по рукам дадим!
- Смелая ты - на словах!..
- Ив жизни смелости занимать не стану! Посмотришь, когда надо будет!
- Думаешь, уберечься можно?
- Не сомневайся!..
Ганна помолчала, все больше волнуясь. Она, со стороны было заметно, вся
горела от беспокойства.
- А что я там буду делать? - Пошутила будто: - .Детей учить?
- А как же. Вдвоем со мной! - Параска невольно смутилась, так жадно
ловила ее слова Ганна; начала говорить серьезно, деловито: - Детей я
поучу. А ты - помогать будешь, чем можешь... Убирать школу после занятий,
стряпать.. Знаешь, у меня столько хлопот в школе, что некогда сварить,
испечь. Да и, если сказать откровенно, не очень и получается это. А ты,
может, умеешь? - Параска снова не удержалась, усмехнулась.
Ганна, как и до этого не сводя с нее взволнованного, беспокойного
взгляда, кивнула головой:
- На ето я ученая...
В Ганне поднялась буря нетерпеливых, лихорадочных чувств, мыслей.
Радости, расчеты, тревоги, надежды - все кружилось, вихрилось,
беспрерывно, путано. Переживая эту бурю, Ганна вместе с тем ловила каждое
слово Параски...
- Работы хватит! Была бы охота! - подзадоривала ее Параска. - Детей у
нас знаешь сколько? Сто семь! Как ни смотри, а грязи за день наволокут -
за голову схватишься!
Правда, мы завели такой порядок: дети сами и убирать должны, и пол
скрести! Только разве они одни сделают все как надо! Два класса, коридор!
Да парты, да двери, да окна!.. Работы - лишь бы охота была! - Параска
подхватила Ганну под локоть, сказала с увлечением: - Весной огород
сообразим - на зависть всему району!.. А?
- Смотри, чтоб потом... не пожалела! - только и сказала Ганна.
Параска поняла, поклялась:
- И ты не пожалеешь!..
3
Сразу после этого они разошлись. Ганна направилась назад, в Курени,
чуть не бегом. Ноги ее, казалось, едва касались намокшей от дождей,
охолодавшей земли; в руках, во всем теле чувствовала она нетерпеливую
радостную силу, неудержимое стремление.
Но не прошла Ганна и полверсты, как вдруг с разбегу остановилась,
оглянулась. Беспокойный взгляд летел уже туда, куда шла Параска, с тоскою,
с нетерпением ловил даль дороги. Параски не было видно. Торчали только
сосны да вербы на кладбище.
Ветер бил в лицо, в грудь, и Ганна клонилась навстречу ему; было
похоже, что она намеревалась броситься за Параской. От ветра глаза
щурились, и это еще больше придавало лицу выражение решительности.
"Куда я иду? Зачем иду?! - мелькали мысли. - Батьку сказать? Зачем?
Поможет разве? Утешит ли это его? Придет время - узнает все... Скажешь
сейчас - еще до мачехи дойдет! Шум подымут. Добро пойти забрать? Жалко мне
добра того теперь! Что летошнего снегу! Пусть сгорит оно, пропадет
пропадом!.. Вместе с Корчами!.. Нет, забрать надо!
Какое оно ни на есть, там ведь - мамины ботинки! Чтоб они у Корчей
пропадали! Да и то - кофту хоть да юбку чистую иметь бы! Переодеться ведь
во что-то надо будет! .. Забрать надо!.. Мог бы, конечно, и батько взять!
Еще этих хлопот не хватало ему! Очень приятно ему будет показываться там
после всего! Да и вырвешь у них потом!.."
Когда шла к селу, словно бы следившему за ней хмурыми окошками,
дворами, стрехами хат и хлевов, чувствовала, как в груди растет и растет
тревога. Тревога охватила и когда глянула на родную хату, на купу черных
груш, на двор, по которому из хлева шла мачеха. Тревога еще усилилась,
когда пошла загуменной дорогой, все ближе, ближе к Корчам.
"Надо выбраться так, чтоб не заметил никто. Чтоб и подозрения не было
никакого... Конечно, чтоб на дороге ни старика не было, ни Евхима. Вот,
может, теперь и решиться.
Евхим, наверное, еще не вернулся!.. Забрать мамины ботинки, юбку, кофту
- и все. И ничего больше!.. И убежать скорей, никому не сказав!.. Лесом
убежать, чтоб не видел никто! Чтоб не вцепились сразу!.. Потом, конечно,
найдут!
А пусть потом грозятся, когда не одна буду! Когда под охраной, с
Параской! ..
А прибежит! Прибежит же! - подумала про Евхима. - Не уступит так! - В
груди похолодело. - Прилетит туда, как зверь ошалелый! Что ему школа, что
Параска!.. - Успокоила себя: - Прилетит - пусть прилетает! Пусть! Не
очень-то укусит!.. А и укусит - все равно! Все равно уж теперь!..
Хуже не будет!.."
Она была уже на Глушаковой усадьбе. Глаза удивительно остро схватывали
все, что появлялось перед нею, замечали:
гумно закрыто, старик, должно быть, в амбаре. Нет, и в амбаре - никого;
и сараи заперты. Еще из-за амбара высматривала - кто во дворе: чтоб Евхим,
не дай бог, не появился.
Не приперся не вовремя.
Степан под поветью колол дрова, выпрямился, смотрел на нее. Она будто
не заметила, будто с привычным безразличием прошла мимо. Возле хаты старик
вкапывал подпорку к столбу.
Столб в земле подгнил, и забор валился. Корч на минуту отвернулся,