Земля облагораживает, чем бы на ней ни занимались. Сергей Чистяков и жена его Маша решили вдруг стать фермерами. Сначала держали кроликов, а потом осмелились растить свинью. Всё можно купить в магазине, но своё — оно и есть своё.
Сейчас полностью перешли на огородничество. И грибной лесок создали на участке. Сергей на задах посадил сосны, под ними стали расти маслята. Бывает год, когда удаётся намариновать банку-другую собственных грибов.
Вот что такое дом в деревне с землёй.
Глава 6
Как возвращали народу храм
Евдокия Ивановна Чернега из той породы советских людей, которым до всего есть дело. Одному надо сделать замечание, что неправильно поставил забор, другого отругала за то, что загородил часть общественного пруда, третьему сделала выговор за перекопанный прогон. Прогонов в селе было два. Они пересекали главную улицу — дорогу, чтобы совхозная техника могла переезжать с одних полей, которое справа от села, на другие поля, что слева или впереди.
Евдокия Ивановна, маленькая, сухонькая старушка, которую я почти никогда не видел без платка. Из-под платка виднелись черные, как смола, волосы с редкой-редкой сединой. В сочетании с тёмной одеждой всё это как-то увязывалось с фамилией Чернега.
Евдокия Ивановна много лет, благодаря своей активности, избиралась депутатом сельского Совета. Когда я поселился в селе, она уже не была депутатом. Но считалась старостой. Причём считалась по линии сельсовета, а в Слотине её знали как активную, шуструю бабку.
Жила она почти напротив храма — красивой церкви. Надо сказать, этот храм Иоанна Богослова был первое, что я увидел, когда поднялся из карьера между “бетонкой” и дорогой к Слотину; церковь стояла, казалось, прямо среди дороги. Кстати, так оно и вышло: дорога упиралась в храм и тут расходилась надвое. Перед храмом была площадка. В то время, даже в дни церковной службы она пустовала. Сейчас не хватает места для машин.
О названии церкви я узнал несколько позднее. Причём в интересной ситуации. Я очень люблю историю и везде, где бываю, стараюсь зайти в какой- нибудь местный краеведческий музей или поговорить со стариками.
Так, например, я восстановил в памяти события периода Сталинградской битвы, когда наша семья с тысячами других, не сумев подойти к пылающей Волге, чтобы переправиться на другой берег, — горел мазут и керосин, — побежала к Дону, а через него — по понтонному мосту. Мы, я имею в виду моя мама, бабушка, тётка, родная сестра матери, её сын, мой двоюродный брат Вовка — ему было два с половиной, а мне — три с половиной года. По мосту двигалась плотно сжатая, живая лента людей. Все шли с левого, пологого берега на правый гористый. И вдруг налетели немецкие самолёты. Сначала с одной стороны моста поднялся белый столб воды, потом с другой — белый столб воды, а потом бомба попала в мост. И какие душераздирающие вопли, крики, визг после этого! А мы уже поднимались в людской ленте по тропинке наверх, в степь. И тут я впервые увидел живых немцев на мотоциклах, грязных, запылённых, но уверенных в себе.
Всё это, конечно, осталось в памяти. Но где было точное место, я узнал, лишь когда приехал в город Калач-на-Дону корреспондентом “Волгоградской правды”. Поговорил со стариками, и они мне показали, где это было. Так что для меня интересоваться историей — нормальное дело.
Поэтому однажды я зашёл в Троице-Сергиеву лавру, где размещался Загорский историко-художественный музей. Тогда ещё была советская власть, ещё город был Загорск. Ходил из комнаты, в комнату, из кельи в келью, смотрел карету Елизаветы Петровны, которая бывала когда-то в Слотине, поднимался то в одну, то в другую келью. Смотрел старинные одежды, иконы. И уже собираясь уходить, подумал: дай-ка зайду в последнюю келью. Поднялся по нескольким ступеням, вошёл... даже не вошёл ещё, встал на пороге комнаты, поражённый. С дальней стены лился какой-то розово-апельсиновый свет. Я остановился, думаю: какая красота! Подошёл и читаю надпись: икона из храма Иоанна Богослова села Слотино.