Как-то один из моих товарищей по охоте сердито заявил:
— Лучше бы нас немцы завоевали.
Я сначала онемел от сказанного. Потом спрашиваю:
— Ты в своём уме?
— В своём, в своём. Жили бы сейчас, как на Западе.
Я понял, что это не случайная оговорка. Поэтому жёстко сказал:
— Я бы, может, остался жив, потому что русский. Им же нужны были рабы! Может, чистил бы сапоги немецким солдатам. Но ты же еврей! Чистил бы ваксой, которую бы сделали из тебя.
Экстремизм стал проявляться и в речах других журналистов.
Корреспондентка отдела школ Ирина Григорьевна Овчинникова, очень агрессивная дама, я её описал в романе “Крик совы перед концом сезона”, которая, выступая на “летучках”, кричала, что Советский Союз — это безнравственная страна, это государство, которое не имеет права на существование. А почему? Потому что она торгует оружием.
Я её в своём выступлении спрашивал: “Скажите, а Соединённые Штаты, которые на первом месте по продаже оружия, Вы считаете нравственной страной? А Израиль, который на втором месте по продаже оружия, для Вас нравственная страна?” Она не могла мне сказать ничего, она только кричала: “Вы, Щепоткин, — “памятник”. Тогда существовало общество “Память”, которым некоторые “перестроечники” пугали как антисемитской организацией.
Я говорил: “Да, я — памятник, но не в том смысле, который у вас на уме. Я памятник сохранения страны, Советского Союза в новом обличии. А вы будете памятником разрушения этого и всех бед, которые потом придут”.
Надо сказать, жизнь у неё дальше сложилась очень и очень печально. Многие такие крикуны, многие такие разрушители плохо кончили. Я описал одну из подобных, встретив её около мусорной свалки, где она рылась в демократических отходах. Это было, когда уже ельцинские времена наступили.
После первого Съезда народных депутатов СССР разрушительные процессы в стране пошли ещё быстрее. Собчак возглавил комиссию о так называемых тбилисских событиях, где якобы армия применила сапёрные лопатки. Погибло много мирных жителей в Тбилиси. Впоследствии документально было доказано, что всё это было не так. Националисты закрыли выходы с площади, обрушились на солдат, которые толпу пытались вытеснить. И в итоге никаких там не было ни отравлений, ни убийств. А вот солдат много пострадало. Но были требования наказать министра обороны. Горбачёв, как всегда, уполз, улизнул и перевалил вину на других.
Межнациональные конфликты всё сильнее раскачивали и разрывали страну. На них накладывались экономические трудности и рукотворные проблемы. Недовольство населения усиливали разного рода кризисы. Советский Союз корёжило и рвало. Трещины пошли по всему когда-то могучему телу. И ни сам Горбачёв, ни его команда непонятно, то ли не видели, то ли не знали, что делать, чтобы удержать от разлома государство.
А надо было власть употребить!
Экономические трудности, зачастую создаваемые искусственно, всё сильнее раздражали и злили народ. Исчезло во всей стране курево — ни сигарет, ни папирос. Люди бегали, собирали “бычки”. В чём дело? Ведь в Советском Союзе огромная табачная промышленность. Оказалось, кто-то вовремя не заказал сигаретной бумаги, и Болгария не смогла поставлять сигареты из- за этого. Но самое главное, в нарушение установленного порядка, когда фабрики останавливались строго по графику на профилактику и ремонт, чтобы не было общего перерыва, здесь в одно и то же время остановили все самые крупные табачные фабрики. И возник жуткий кризис. Ну, те, кто курят, знают, что такое остаться без сигарет и папирос.
В магазинах появлялось всё больше абсолютно пустых полок. Стопроцентная вина в этом — Горбачёва. В недавно написанных мемуарах бывшего первого заместителя премьер-министра СССР Владимира Щербакова приводится такой факт. Когда продовольственные магазины Москвы пустели с каждым часом, на железнодорожных путях вокруг столицы и на забитых до границ Советского Союза линиях стояли свыше 5000 эшелонов с продуктами и промышленными товарами.