Я ему говорю: “Это ты считаешь демократией — действия Ельцина в конфликте с Верховным Советом?” — Он говорил: “Да, надо их приводить в чувства, в порядок.”. Мы с ним спорили всё острее, всё злее. Вдруг он кричит: “Остановите машину, я не поеду больше с этой компанией!” Меня поддерживал Игорь Карпенко, кажется, Саша Корнешёв и работник издательства, который напросился с нами. Но Лапский и Страхов были на стороне Надеина. Надеин вышел.
Со стороны картина казалась, наверное, странной. Прямо на шоссе стоит машина, около неё кучкуются люди, что-то громко говорят. Все, в том числе Лапский и Страхов, начали уговаривать Надеина: Володя, брось ты заводиться! Есть разные мнения! Мы же друзья... Любим и ценим друг друга, обнимаемся, стоит ли рвать многолетнюю дружбу? Надеин хмурился, сердито сопел. Потом сел в “рафик”, и мы поехали. Это была наша последняя совместная поездка. Да и какие объятия, если уже вырастали баррикады?
Перетягивание властного одеяла между парламентом и президентом принимало всё более острый характер. И причиной было разное видение приватизации Верховным Советом и Ельциным. Я в своё время, ещё при советской власти, был в командировке в Польше и специально интересовался так называемым разгосударствлением промышленности в этой стране. Писал об этом в “Известиях”.
Коротко суть вот в чём. Для того чтобы выставить на торги то или иное предприятие, создавалась комиссия. Приглашались известные зарубежные специалисты, которые оценивали предприятие со всех сторон: что на нём будет выпускаться, если, скажем, произойдёт перепрофилирование, какова будет цена, объём, какова выгода. То есть изучалось всё досконально. Причём работали не одна-две компании, а три-четыре. И только после всестороннего и тщательного анализа принималось правительством решение о приватизации того или иного завода и фабрики. Ельцина же толкали захватившие власть и стоящие за ним “человеки из щелей” к тому, чтобы приватизировать без всяких оценок. Захотел кто-то купить — и купил. А Верховный Совет настаивал, что нужен продуманный, точный и чёткий закон по этому поводу.
Были и другие причины, тем более что Ельцин всё больше зарывался, всё больше чувствовал свою силу. В итоге в сентябре 1993 года он издал указ о поэтапной реформе. Там предлагалось вообще распустить Верховный Совет и начать новые выборы. Естественно, депутаты воспротивились этому делу. Тогда Ельцин стал ещё более агрессивным. Депутаты не соглашались и обратились в Конституционный суд. Конституционный суд в полном составе под председательством Валерия Дмитриевича Зорькина принял решение о неконституционности этого указа и обращения Ельцина к народу и постановил о его отстранении от должности. Власть передал вице-президенту А. Руцкому. Верховным Советом были назначены новый министр обороны и другие должностные лица.
Но Ельцин — это не Горбачёв, тот ещё волчара. Он поднял всех, кто имел интересы быть связанным с ним, в том числе мэра Москвы Ю. Лужкова. Это потом Лужков стал такой противник Ельцина, противник Чубайса, такой народный мэр. А тогда он был просто преданный ельцинист. Лужков приказал отключить в Доме Советов электричество, отключить воду, все коммуникации, а дело уже двигалось к октябрю. И наступили холода.
В поддержку Верховного Совета стали выступать регионы. В Москве стали собираться огромные массы народа, которые понимали, что вот это и есть демократически избранный орган законодательной власти, действующий на демократических началах, в отличие от дуролома Ельцина. Но Ельцин, опираясь на министра обороны Грачёва, на других силовиков, приказал полностью изолировать Дом Советов. Его окружили по периметру спиралью Бруно, которая была запрещена к применению ещё в 30-е годы Лигой наций. Были приведены войска к Дому Советов.
К чести некоторых военных, не все согласились участвовать в этой противоправной бандитской операции. Так, генерал Борис Громов заявил, что ему стыдно быть в армии, где армия будет стрелять в народ. Некоторые другие военнослужащие тоже отказывались. Отказалась “Альфа” штурмовать Дом Советов.
В свою очередь, депутаты тоже готовились к обороне, потому что они видели, что к чему. И 3 октября начался штурм. Я читал много материалов об этом, описал эти события в “Крике совы перед концом сезона”. Но и сейчас, когда я возвращаюсь памятью к тем дням, просматриваю снова некоторые книги, перехватывает горло от гнева, обиды и горя.