На углу он остановился, принюхавшись, как волк, к ветру, и посмотрел вдаль, куда уходил серый забор автобазы. Там пробирался среди луж какой-то человек. Бутус сплюнул сквозь зубы и поспешил за ним. Грязь чавкала и свистела под ногами, но он не обращал внимания. Расстояние между ними сокращалось —ничего не подозревающий прохожий шел медленно, выбирая дорогу. У конца забора Бутус догнал его и крикнул в спину, прикрытую замшевой курточкой: “Стой, сука!”.
4.
Олегу Петровичу был бы к лицу автомобиль. “Жигули”, ну “Запорожец” на худой конец. Но о том, чтобы сесть за руль, он никогда и не помышлял. Матушка ненавидела двигатели внутреннего сгорания. Отправляя его в школу, она повязывала шарф на его тощей шее и веско говорила: “Осторожнее на перекрестках! Эти автомобили так носятся!”. Когда он однажды заикнулся о мопеде, она только деланно расхохоталась и перевела разговор в приличное русло, что умела делать замечательно. Все разговоры в их доме неизбежно уходили в это русло. Странно, но она ничего не имела против общественного транспорта за пять копеек.
Олег Петрович привык к автобусам, хотя и не любил их. Там он превращался в нуль, в обыкновенного пассажира, которого на возбраняется пихать, давить и крыть матом. Там не котировались ни титул, ни аристократические руки. В автобусе ценились руки жилистые, грязные, с крепкими локтями.
Олег Петрович ехал с работы в переполненном автобусе. Сжатый со всех сторон телами, он вынужденно находился почти лицом к лицу с молодой кондукторшей, непринужденно восседавшей на своем кресле —так близко, что при желании мог свободно поцеловать ее в подведенные фиолетовой помадой губы. Он, однако, не испытывал такого желания и, более того, старательно отводил взгляд от ее равнодушного лица, делая вид, что любуется никудышным пейзажем за окном.
— Задняя площадочка! — спокойно, но звучно сказала она, поводя неробкими глазами. -Билетики все взяли?
—Вот этот не взял! —заржал кто-то из кучи красномордых молодцов на задней площадке, часто хлопая своего товарища по вязаной шапочке, будто убивая ускользающую вошь.
—Иди ты на...! —громогласно ответил товарищ, проводя ответные телодвижения, чем сильно колебал окружающую толпу.
“Можно не толкаться?!”, “Мужики, вы там поаккуратнее!”, “Пошел на...!”.
Олег Петрович поморщился. Сверху на его голову свешивался небритый безмолвный детина, от которого несло псиной. Под желудком у Олега Петровича шевелилась испуганная светловолосая девочка. Лента в ее косичке распустилась и свисала на плечо. “Тоже едут! —невольно помыслил Олег Петрович. —В ее-то года пешочком —самое милое дело!”. Он представил, как хорошо бы стало в автобусах, если бы появился указ, обязывающий школьников для здоровья ходить пешком.
— Гражданин! Что у вас текет??!
— Что текет! Рыба текет. Что может течь?
— Так уберите!! Мне на пальто текет!
— Вот чудак-человек, куда ж я ее уберу?
— Себе на голову убери! Еще — куды! Деревня!
— Мадам, ты потише кормой работай, дети здесь!
— Чего? Ка-армой! Щас плюну в рожу — узнаешь! Ка-армой!
— Нет, в натуре, тетка, тебе за твою задницу, как за багаж платить надо! Эй, кондуктор! Здесь за багаж не плотют!
— Женщина, вы мне на ногу встали!
— Не знаю я вашей ноги. Не нравится — садитесь в такси.
— Задняя площадочка! Передаем за билетики!
Автобус накренился. Толпа покатилась на правый борт, охнула и замолкла. Олег Петрович сломался под тяжестью детины, как мыслящий тростник. Глупо выпучив глаза, он падал прямо на кондукторшу. Беленькая девочка слабо пискнула у него под желудком. Она смотрела на падающего Стеблицкого с ужасом, как на вурдалака. Нечеловеческим усилием Олег Петрович отжался, намертво вцепившись в спину кондукторского кресла. Он спасал жизнь себе и девочке. Детина же совершенно беззаботно продолжал налегать сверху всей тушей, и Олег Петрович, скосив глаза, прошипел ему:
— Ну можно же держаться!
Детина ничего не ответил, лишь иронически посмотрел на Стеблицкого пугачевским глазом. А тут и автобус встал прямо, затормозил и стукнул дверцами. Часть пассажиров высыпались наружу, как горох или картофель.
Олег Петрович выпрямился, еще дрожа от напряги, и перевел дух. Маленькая девочка беззвучно плакала.
Опять закрылись двери, автобус взревел, и что-то оглушительно бабахнуло. Кто-то ойкнул, мотор заглох, и с тяжелым шипеньем автобус осел.
—Хана! —категорически прокричал водитель, выглядывая в салон. —Все вылазьте! Приехали!