Он опустился на стул и пронзительно взглянул на съежившегося Стеблицкого.
—Тут такое дело... Этот ваш гений, режиссер... Заменил меня в “Птице” этим... юным гением... Ну, хрен с ним... Спектакль идет, я в буфете пью вино... Вдруг крики, шум... Что за черт? За кулисами —бедлам, занавес опущен, юный гений —белый как мел —шатается и мычит.. Тело тащут... Скандал! Что такое, говорю... Петров, говорят, прямо на сцене... Дуба дал... Петров!! Хохмач, здоровяк, морда румяная, как кирпич! Дублер мой плачет, трясется, волосы рвет... Воды поднесли —стакан вдребезги! Прямо МХАТ какой-то! Режиссер, гений, стоит и молча кусает губы... Эх, им бы, дуракам, все это на сцене проделать — шквал аплодисментов, море цветов!
Тут меня будто кольнуло что-то. Я этого дублера успокоил —вот вроде как вас ---и расспросил потихоньку. И вот что выяснилось: Петров этот во время действия подкалывать его начал. Ну, знаете, в зрительном зале незаметно, а на сцене товарищу любую пакость можно устроить...
Вот, например, был случай. Батурин Ильича играл, а Селиверстов —Свердлова Якоба. И вот привязался к нему Батурин —между репликами ему талдычит: “А ведь вы, това’ищ
Свердлов Якоб —ев’ей!” и смеется своим заразительным смехом. Селиверстов нервничает конечно. А у него рабочий сцены закадычный дружок был. Он и подговорил его —как встанет Ильич на люк, я ногой топну, а ты люк-то —того! Но вышло так, что в последнюю секунду Батурин с люка ушел, а на свое место стул поставил. В порыве революционного озарения. Представляете, Ильич в жилетке, лоб высокий —мудрость и решительность. А перед ним стул —бац и исчез! все обалдели. А Батурин —что значит большой мастер -посмотрел задумчиво в зал и говорит эдак глубокомысленно: ”’ушится, това’ищи, ‘ушится ста’ый ми’ !”.
—Вы знаете, —с тихой ненавистью вдруг сказал Стеблицкий. —Ваш выключатель ударил меня током... А вчера вечером я видел, как из канавы выкопали труп... И собака тоже там была.
В глазах Барского появилось любопытство. — А кирпич? — живо спросил он. — Что же теперь делать?! — брызгая слюной, завизжал Олег Петрович. Барский недовольно фыркнул. —А я о чем? —сказал он раздраженно. —Но слушайте дальше! Юнец-то этот в сердцах на
сцене Петрову что сказал? Он сказал ему: “Чтоб ты сдох!”. Петров и сдох. — Ну и? — спросил Стеблицкий, чуть не плача. — Ну и! Дублер мой был одет в тот белый пиджак! Брюки-то я уделал вконец, так что
брюки они заменили, а пиджачок-то был тот! — Не понимаю... —Не понимаете? —зловеще усмехнулся Барский. —Все дело в пиджаке! Что-то вроде
волшебной палочки. И сделался таковым недавно —после той ночи с дождем и ветром. Почему — я не знаю. Может, дождь какой алхимический был...
— Вы несете чушь! — неожиданно окрепшим голосом сказал Стеблицкий. — Ахинею! Его сознание на миг обрело опору, нащупав знакомую менторскую тропку в болоте кошмара.
Барский чуть помедлил, посмотрел с интересом и спросил: — А труп? И сознание Олега Петровича опять провалилось по колено. — Что же делать?! Что делать?! — заныл он, дергая себя за волосы.
—Что?! —победно воскликнул актер, закидывая ногу на ногу. —Конфисковать пиджак и сыграть пьесу “Исполнение желаний”! Конечно, не таких дурацких... Мы проведем эксперимент. Представляете, какие открываются горизонты? Мы попросим у пиджака кучу денег, автомобили, виллу на Гавайях... красивых женщин... Телок, как сейчас говорят... —он испытующе посмотрел на растерзанного Стеблицкого. —Вы заживете на широкую ногу!
Столь щедрое обещание привело Олега Петровича в крайнее раздражение. Он взмахнул руками, вскочил, зачем-то подбежал к окну и оттуда закричал:
—Чушь! Прекратите меня мучить! Вы вторглись в мою жизнь, как... как... Боже мой, как мне тяжело!
Барский невозмутимо проводил его взглядом и сказал:
—Удивительно, насколько все учителя похожи друг на друга! Они капризны, пугливы и самодовольны. И вы как две капли воды похожи на учителя литературы в нашей школе. Он тоже всего пугался и имел дурную привычку при каждом выпуске читать свои стихи. Выпуская нас, он прочел: “В жизнь из школы уходя, будьте счастливы всегда! И своих учителей не забывайте никогда!”. Хотелось бы забыть, но, как видите, не получается... Хорошего вспомнить нечего, а вся дрянь так и стоит перед глазами... В жизни не стал бы с вами водиться, но я очень одинокий человек... В таком бездарном мире человек обречен на одиночество. Однако нас связали обстоятельства —весьма необыкновенные, вы не можете этого отрицать...
—Идите вы к черту! —грубо сказал Олег Петрович. —С вашими обстоятельствами... Вам ли судить учителей, беззаветных тружеников, пахарей! Вы в ноги должны поклониться учителям! —последнее прозвучало с большим подъемом —Олег Петрович излагал любимую, выношенную годами мысль.