— Откуда вы меня знаете?
Шампанское уже подействовало на Стеблицкого — он мгновенно опьянел, воодушевился и обрел дар речи.
—Я все о вас знаю!—пылко вскричал он, воздев руки к невысокому потолку. —Вы -Королева! Без всяких “е”! Честное слово! Я полюбил вас сразу, как увидел на школьном дворе. Вы были такая... такая... Я никогда никого так не любил! Ну, разве что в восьмом классе, одну девочку... Но это было так невинно, так несерьезно... Детское влечение, понимаете?
— Вы, что же, не влюбляетесь помимо школьного двора? — удивилась она.
Стеблицкий на секунду задумался — эта мысль потрясла его.
—Да! Да! —с жаром подтвердил он. —вся жизнь прошла на школьном дворе. Именно! Я ведь по профессии учитель. Что, в сущности, может быть прекраснее? Вспомните -выпускной бал, школьный вальс, напутствие учителя, а завтра уже —большой мир перед вами...
Она сухо засмеялась, и Олег Петрович в недоумении замолчал.
— Терпеть не могла учителей, — пояснила она. — Тупые зануды... По-моему, у всех учителей комплексы, я не права? Учителя — это же просто неудачники, те, кто не добрал баллов до высшей лиги, разве нет?.. Смотреть, как кто-то уходит в большой мир, а самому оставаться на школьном дворе... Нос в мелу, грошовая зарплата, повторенье-мать ученья, хорошенькие десятиклассницы, которые хихикают у вас за спиной... Я не права?
Олег Петрович посмотрел в ее ясные спокойные глаза, лучившиеся неугасимой, но какойто извращенной правотой, и с ужасом понял, что в такой атмосфере чужую королеву ему не обольстить. Какое уж тут “ваше высокоблагородие”! Уличные подонки запросто втаптывают учителя в грязь, спивающиеся псевдоинтеллигенты втягивают в сомнительные махинации, бандиты тычут в нос автоматом, жены нуворишей смеются в лицо и называют неудачником, а общество —молчит! Благоговение, разум, светоч, факел —пустой звук. А ведь звание учителя было священно на Руси. Но не сейчас. Да сейчас вообще ничего нет святого! Выходит, прав пустозвон Барский — урвать, вот что главное! есть у тебя на плечах волшебный пиджак —все пляшут под твою дудку, нет —смеются, видишь ли, у тебя за спиной. Ну что ж, они хотят пиджак —они его получат! Придут, придут времена, когда человеку, как и положено, будет воздаваться по заслугам и достоинствам, но не нам, видно, суждено их дождаться. И не можем мы ждать милостей от природы, когда она осыпает ими одних мерзавцев.
Точно смерч пронесся через мозг Стеблицкого, и душа Олега Петровича как бы очутилась посреди настоящей пустыни —глухое карпухинское небо и плоский серый песок —разве что пара пробок от шампанского оживляла этот марсианский пейзаж, муторно белея среди холодного праха. и ровный женский голос:
—Вы приворожили меня. Не знаю, как это вам удалось, но запомните —избавьте меня от ваших слюнявых признаний в любви! Я для вас —дорогая женщина. В прямом смысле дорогая. И подумайте, что вы сумеете мне дать?
Олег Петрович растерялся. Тон ее становился все более назидательным, и все надменнее делалось выражение лица —едва ли не до той крайней степени, когда надменность плавно переходит в глупость. Гостья явно наслаждалась замешательством Стеблицкого и продолжала посвящать его в начатки женской психологии с той авторитетной снисходительностью, с какой обычно русский технический интеллигент посвящает покорных родственников из провинции в тайны мирового еврейского заговора.
Стороннему наблюдателю тут, пожалуй, пришло бы в голову, что все это чепуха, и женщина просто мстит имеющему над ней неограниченную власть Стеблицкому. Мстит как может, а именно —языком. Бедный же Олег Петрович, знаток языка русского, неискушенный в тонкостях языка женского, терялся все более.
—Да я, да я, —поперхнувшись, вскричал он. —Я, знаете, что могу? Я все могу! -инстинктивно он даже приподнялся на носках и распрямил позвоночник, стараясь произвести впечатление повнушительнее.
Королева ничего не сказала и лишь сложила губы в презрительную гримасу. Олег Петрович еще секунду постоял на носках и вдруг бросился в спальню. Бледнея и краснея попеременно, он натянул спасительный скафандр и потребовал немедленной капитуляции.
Поразительное зрелище являл собой Олег Петрович в эту минуту! В грязном не по размеру пиджаке он восседал на смятом ложе в позе, преисполненной покорности и надежды, с отрешенным лицом, обращенным к одинокому кактусу на подоконнике, под которым земля в горшочке уже окаменела и пошла трещинами, и был Олег Петрович похож в эту
минуту на язычника, на мексиканского пеона, выпрашивающего у древних жестоких богов немного дождя.