Пиджак лежал на полу, под диваном.
Бесшумным скользящим шагом в комнату вошел инспектор Пыжиков, краем глаза зафиксировал безвольную физиономию Стеблицкого, сидящего в кресле, навел дуло пистолета на песочную спину и громко скомандовал:
— Руки за голову! К стене! Иначе — стреляю!
Странник наклонился за пиджаком.
“Вот черт пегий! — подумал Пыжиков. — Знает, что не буду стрелять в квартире. Но какая выдержка!”
Он вздохнул и сунул пистолет в кобуру. Странник обернулся, предупредительно обходя милиционера, шагнул в сторону, безразличный как смерть. Пыжиков провел прием.
Руку его словно затянуло стальной шестерней —она хрустнула и на глазах стала темнеть и пухнуть. От боли Пыжиков едва устоял на ногах. Но — устоял и в полубеспамятстве пошел на странника, тесня грудью.
Нечеловеческая силы руки сжали его, приподняли над полом и швырнули как тряпичную куклу в окно. Инспектор Пыжиков, перевернулся в воздухе на лету и ударился правым боком в раму, выворотил ее и, искромсанный стеклом, с переломанными костями, выпал наружу.
В распотрошенное окно ворвался морозный воздух и пощекотал ноздри Стеблицкого. Олег Петрович жалко сморщился и чихнул.
Странник взял пиджак и вышел на кухню. Запалив на плите все конфорки, он поднес к огню пиджак. Ткань занялась по краям, обуглилась, пополз дым. Странник держал пиджак на вытянутой руке, не обращая внимания на огонь, который желтым кольцом охватил его собственный рукав и полез выше, выедая белую ткань пиджака до самого ворота. Отгоревшие черные куски падали на плиту, раскалялись докрасна, жухли и обращались в пепел. Кухня наполнилась смрадом.
Уничтожив пиджак, странник почувствовал огромное облегчение —страшная сила рассыпалась на атомы, утекла меж пальцев, испарилась, и ее присутствие не тяготило -пахло лишь газом, дымом, копотью. Миссия была выполнена. Странник стоял, забыв убрать руку с пожелтевшей гудящей плиты и думал. Несомненно —палитра его чувств угрожающе расширилась. Но с этой минуты ему уже ничего не было нужно. Чувства просто мешали. Вопрос “зачем” начинал донимать его. Он пристально оглядел стены, ландшафт за окном и ясно увидел себя камнем, летящим в пустоте. Медленно побрел он к двери.
Странник решил вернуться в песчаный карьер.
Ледяной ветер внезапно вылетел из-за угла и засвистел назойливо и угрожающе. Волобуев поежился и вполголоса выругался.
С той минуты, как увезли окровавленное тело милицейского капитана, он перестал отпускать шуточки и задумался.
Возле дома никого не осталось, кроме военных. Лейтенант с двумя офицерами из уголовного розыска только что зашел в дом. Дело близилось в развязке, и солдаты нервничали, не спуская глаз с грязной двери подъезда. Приказ был прежний — не стрелять.
Казалось, прошла вечность, но ничего не происходило. Все сильнее дул ветер. Мерцающие серые облака мчались по небу. На заснеженной асфальтовой дорожке темнели следы и пятна крови. Солдаты мерзли и переступали с ноги на ногу.
В подъезде послышался шум. Хлопнула входная дверь, и на пороге появился человек в пальто, правый рукав которого был густо покрыт копотью. С каменным выражением на лице он двинулся прямо туда, где стояли Волобуев и Снегирев.
Озябшие солдаты невольно подались назад. Снегирев, шмыгая синим носом, панически посмотрел на сержанта. Человек пер на них как танк.
Волобуев плюнул и решительно сорвал с плеча автомат. Из подъезда больше никто не вышел.
—Шутки шутить не будем! —буркнул сержант, лихорадочно передергивая затвор. —В армии шутки кончаются гибелью товарищей, духовым оркестром и шапкой на гробу! Стоять, сука! — злобно заорал он, направляя автомат прямо в грудь идущему.
Странник шел, не сбавляя шага и глядя Волобуеву в глаза. Ни угрозы, ни страха в этом взгляде сержант не прочел. Это был взгляд подневольного человека, на которого вдруг свалилась ошеломляющая и полная свобода. Так выглядели дембеля, покидая часть.
Но дом был тих, а лейтенант так и не появился.
— Ладно! — прошептал Волобуев и нажал на спусковой крючок.
Автомат бабахнул дуплетом —человек споткнулся, замер и рассыпался в пыль —как не было. в лицо Волобуеву ударил ветер, запорошив глаза песком.
Потрясенный сержант попытался проморгаться, но песка было слишком много, и он, истекая слезами, озадаченно и торопливо крикнул Снегиреву, кивая то на пустое место, где только что был человек, то на автомат в своих руках: