Странник из этих откровений ничего не понял —с тем же успехом Бутус мог бы говорить —по-китайски, но —по-китайски он сам не мог. Странник однако получил некоторое удовлетворение от обмена информацией и попытался направить разговор в нужное русло.
— Белый пиджак! — произнес он как можно выразительнее.
Бутус озадаченно замолчал. У него давно не было вообще никакого пиджака, и он не умел разговаривать на эту тему. Зато оживился Елда —слово “белый” не давало ему покоя, и он все норовил пристегнуть к нему “орла”, подмигивая и кивая в сторону жестяной палатки, в витрине которой теснились водочные бутылки. Минут через пять ему удалось убедить странника в несомненной связи между белым орлом и белым пиджаком, и тот безропотно отправился к ларьку за бутылкой.
— Ч-чудак... мать... — с сомнением сказал Бутус, сплевывая вслед страннику.
— Ты чо? — удивился Елда. Он был весел и возбужден. — Мужик с зоны откинулся. Точно тебе говорю. Я таких уважаю.
Бутус хотел заспорить, но, приглядевшись к угрюмой спине странника, вдруг понял, что Елда прав, и сказал хрипло, с волнением:
— Большой срок мотал... Завалил кого-то, падла...
Странник вернулся, равнодушно протянул бутылку и испытующе посмотрел Бутусу в глаза. Бутус отвел взгляд, сунул “орла” в карман и пробормотал:
— Канаем под грибок... там перебазарим...
Они пришли на пустую детскую площадку с покосившимся выцветшим “грибком”, сели на низенькую длинную скамейку. Бутус, матерясь, свинтил пробку, закрыл глаза и раздул ноздри. Странник, не мигая, внимательно смотрел на него. Елда, перехватив этот взгляд, отобрал у Бутуса водку, передал страннику и деловито сказал:
— Тебе начинать!
Странник посмотрел на него, на бутылку и замер, осмысляя.
— Ты — мужик битый, фартовый... — заискивающе сказал Елда. — Я тя сразу понял. Я таких уважаю...
Странник не шелохнулся.
Прошла тягостная минута. Недоумение на лицах корешей сменилось беспокойством.
—Ты заснул, что ли, мать..., в натуре! —Бутус вырвал бутылку, задрал голову и припал к горлышку. Кадык его заходил ходуном. Отпив положенное, Бутус подобрел и, отдавая “Орла” Елде, заметил:
— У нас так... мозги не канифоль... а то враз... в натуре!
Елда раскрутил бутылку, влил дозу в глотку, крякнул, отдышался и, клонясь к плечу странника, постучал грязным ногтем по этикетке.
—Видал? Орел-морел! Продали все, и нас с тобой продали! За американское пойло! Вот эти “черные” и продали! У-у, я бы их душил, сук поганых... —Елда всерьез полагал, что способен иногда высказаться по вопросам современности не хуже любого философа.
Странник молчал и смотрел в одну точку. Елда спохватился, вложил бутылку в его неподвижные пальцы.
— На-ка! Оттянись маленько! Первое дело! Давай-давай!
Странник механически задрал голову, подражая корешам, и поднес бутылку к губам. Водка с бульканьем побежала ему в рот, но, поскольку пищевод у странника отсутствовал за ненадобностью, устремилась обратно и, перелившись через зубы, потекла по щекам. Неподвижный как изваяние, странник добросовестно опорожнял бутылку. Водка вытекала у него изо рта, обильно смачивая плечи и грудь. Бутылка пустела на глазах.
Бутус опомнился.
—Ну ты, чмо! —заорал он и в сердцах ударил странника ладонью в мокрую челюсть. Ему показалось, что ладонь наткнулась на бетонную стену. В запястье что-то хрустнуло и вспыхнуло болью.
В следующую секунду странник равнодушно повел рукой и смел Бутуса со скамейки. Лежа на земле, Бутус в бессильной ярости наблюдал, как странник прикончил бутылку, а затем, наклонившись, слил изо рта остатки водки.
Философ Елда помалкивал. О том, что душа его полна скорби, можно было лишь догадываться по выражению лица. Но странник не был физиономистом. Он спокойно поставил пустой сосуд на лавку, закрыл наконец рот и выжидательно взглянул на приятелей, ожидая, что теперь-то разговор о белом пиджаке пойдет как по маслу и всерьез.
—Ну ты козел! —с мрачным восторгом сказал Бутус, завладевая пустой бутылкой и поудобнее пристраиваясь за спиной странника. —Бери еще литр, сука, пока я те тыкву не расколол!
Елда взволнованно облизал губы. Вот за это он Бутуса и любил —житейская ситуация вмиг преобразилась, прикинулась праздником, зазвенела бубенцами, заверещала, заулюлюкала, полетела хищной птицей, поманила, как бездонная пропасть, как бесконечная ночь, полная крови и веселья. Он почувствовал лихорадку, опьянение, легкость и, очертя голову, рванул в эту пропасть, опасаясь уже только одного —как бы Бутус не успел замочить чудика первым.
Они ударили одновременно —Елда носком ботинка в податливый кадык странника, а Бутус припечатал бутылку к темечку. Результаты вышли ошеломительные —у Елды из суставов вырвало два пальца, и лопнул еще не старый ботинок. Бутылка разбилась вдребезги, не оставив на голове странника даже царапины. С тем же успехом они могли напасть на бронзовый монумент.
Елда сидел на истоптанном грязном снегу, держась за ногу. От боли у него темнело в глазах. Бутус тупо рассматривал темя странника, смешно присыпанное стеклянной крошкой, и ненавидел весь мир невиданной силы ненавистью.
Странник же невозмутимо восседал на лавке, решительно не замечая суеты вокруг своей персоны. Взгляд его был прикован к совсем постороннему человеку в полупальто, который в этот момент неловким бегом устремлялся к автобусной остановке. От этого человека исходил некий флюид, заставивший странника насторожиться. А, когда под порывом ветра слегка отвернулась пола куцего пальтеца, обнажив на миг нечто белое, странник немедленно встал и бросился за человеком. В его мрачной каменной душе даже возникло что-то похожее на благодарность этим замурзанным существам, которые сумели так быстро вывести его на цель, хотя удивительные ритуалы, с помощью которых они это проделали, так и остались для него совершенной загадкой.
Бутус тоже заметил этого человека и даже узнал. В голове у него все смешалось -выходило так, что два врага улепетывают от него —и, воинственно взмахнув оскаленным бутылочным горлышком, Бутус бросился в погоню.
Если бы Стеблицкий в этот момент обернулся, то несомненно умер бы от ужаса. Но к остановке уже подъехал автобус, и Олег Петрович бежал без оглядки, выжимая из своих бледных ног порядочную скорость. Такое поведение человека, владеющего волшебным пиджаком, может показаться не менее странным, чем поведение норвежского короля, добирающегося, как известно, на работу городским трамваем. Будь мы на месте норвежского короля...
Но ничего такого мы бы не сделали, конечно, и на месте норвежского короля. Во-первых, наши привычки сильнее нас. А, во-вторых, Олег Петрович явно побаивается своего пиджака —так некоторые автолюбители, приобретя вожделенный лимузин, не рискуют в дальнейшем одолеть на нем хотя бы квартал. Возможно, и норвежский король чувствует себя за рулем не совсем уверенно, оттого и... но бог с ним.
Стеблицкий торопился к автобусу и нарастающий топот за спиной расценивал всего лишь как претензии нечаянных конкурентов, в любом случае безопасных, так как автобус был почти пуст — час пик давно миновал. Усилия Олега Петровича не остались напрасными, он запрыгнул на подножку нетерпеливо взбрыкивающего автобуса, получил шлепок по заднице лязгнувшей гармошкой дверцы и, отдуваясь, упал на свободное место.
Преследователям не хватило всего нескольких секунд. По инерции они еще некоторое время усердно бежали за удаляющимся автобусом, но тут наращивал и наращивал скорость и, наконец, выпустив победный шлейф вонючего дыма, умчался.
Бутус швырнул ему вслед бутылочное горлышко и сказал с ненавистью:
— ...! ...! ...!
Странник остановился, посмотрел выжидательно на Бутуса.
—Где? —спросил он скрипуче, будто переламывая зубами песок, и, подумав, добавил. -Куда?
Бутус хотел ответить, как он обычно отвечал на вопрос “куда?”, но под стеклянным взглядом странника сдержался, сделал важное лицо и пообещал: