Ровно в восемь на трибуну поднялся Хозяин с супругой, на которую обратились взоры всех женщин, и невзрачная барышня Казмарова, совершенно померкшая рядом с мачехой; шествие замыкал штаб Казмара. Хозяин выглядел, как всегда, словно он явился по вызову автоматического сигнала и только перешел по мостику из одного корпуса в другой: без шляпы, в бумажном костюме из магазина «Яфета», гигант, пастор, «американец» и пионер из «Хижины дяди Тома». Те, кто еще никогда не видел Хозяина, узнавали его по фотографиям. Он уже при жизни был окутан ореолом славы. Казмар стоял на трибуне, а вокруг господа казмаровской складки. Многих из них мы еще не знаем; так, мы не имели удовольствия познакомиться с техническим директором паном Ярковаским, налоговым консультантом доктором всяческих прав Фихтом, выдающимся инженером-химиком Ежем и главным врачом улецкой больницы Рыбой. Я упомянула лишь несколько имен. Мы не говорили с ними, но уже видим, что все они скроены на казмаровский лад, у всех казмаровски самоуверенный вид, и Хозяина они копируют вплоть до блокнота и вечного пера в нагрудном кармане. Но ограничимся лишь старыми знакомыми, иначе наше повествование зайдет бог весть куда. Колушек — нужный человек в течение всего года — в день Первого мая просто незаменим. Выпятив грудь, он ходит такой важный, что становится жалко его за малый рост. Он пыжится, копируя выражение лица Хозяина, но получается ненатуральное преувеличение, вроде как в зеркальце для бритья; на плоской физиономии Колушека бодрое спокойствие Казмара отражалось примерно так, как сверкающий клинок отражается в луже. Как ни старайся, мартышка, не получится из тебя мужчины!
Директор Выкоукал генеральским оком оглядывает свою армию, он сегодня не в духе: что-то испортило ему настроение, видимо, чисто личные дела — директора огорчает сын, но до этого никому нет дела.
Только зябкий, как все южане, Розенштам просто неприлично выпадает из общей картины: ему холодно; он надел пальто, закутал подбородок в шарф, его подвижное смуглое лицо выражает доброжелательство и скепсис по отношению ко всем, он мягко улыбается тонкими хитрыми губами и морщит лоб.
Общество стоит на помосте и, весело щурясь от солнца, рассматривает толпу. Ветер шевелит волосы мужчин. Барышня Казмарова разговаривает с гостями из Праги. Мы уже знаем кое-кого из них. Вот этой красивой девушке, одетой с простотой, которая стоит тысячи, мы когда-то аплодировали в давно закрывшемся «Ред-баре». Она высмеивала модные тогда апашские танцы, пародируя танго с кинжалом. Сегодня она со своим ансамблем исполнит на заторжанской лужайке «танец труда»; директора Выкоукала уже давно не удивляют хореографические увлечения дочерей металлозаводчиков. Время, время!
Семь лет не коснулись акробатической танцовщицы, она так же красива и так же холодна, как и раньше, в ней ничто не изменилось, кроме фамилии: Мария Далешова вышла замуж. Но хоть убейте, я не могу среди двух ее спутников отличить мужа от брата; оба они, долговязые молодые люди в обуви ручной работы, из тех, кто с бесподобной непринужденностью держится на приемах в иностранных посольствах и знает, что после спаржи нужно обмакнуть кончики пальцев в миску с теплой водой. Они поддерживают наше реноме в международных светских кругах, и сознание этой миссии заметно в каждом их движении. По-чешски они говорят немного медленнее, чем остальные смертные, и слегка в нос, смакуя свое произношение. Они ходят на спортивные соревнования, обедают в Автоклубе, посещают закрытые ночные кинопремьеры и появляются в «Кафе художников». Они на дружеской ноге с кабацкими завсегдатаями из числа бывших аристократов и на «ты» с молодыми опереточными актерами. Злые языки говорят, что их чувства к этим актерам заходят дальше, чем позволяет закон. Но не бойтесь за них: это не врожденная склонность, это лишь сезонное явление; сократовская любовь была в то время модна в Западной Европе.
Пражские гости приехали еще вчера, и молодой Далеш, брат танцовщицы, не отходит от барышни Казмаровой, развлекая ее с очаровательностью, прямо пропорциональной его долгам. Маленькая девушка в очках, этот нахохлившийся меланхолик, отвечает ему рассеянно, как отъезжающий на перроне. Она чудачка. Эта невеста с миллионами послала вчера в министерство просвещения ходатайство о предоставлении ей места учительницы. А в ящике письменного стола у нее уже лежит билет на заокеанское путешествие, в котором она пробудет до тех пор, пока решится вопрос в министерстве. Мыслями она уже далеко, земля Ул жжет ей подошвы. Ручаюсь, что сегодня она надела темные очки не столько от солнца, сколько для того, чтобы укрыться от назойливых взглядов.