Для контраста закончу воспоминанием о самом глубоком впечатлении, полученном мною в нашем летнем театре, пусть и похожем на сарай, но со строго билетершей у входа, с бодро звучащими звонками перед началом действия, с духовым оркестром в антракте.
В1924 году. Уже после окончания мною школы, в Котельнич приехал театр Гайдебурова, так называемый Передвижной общедоступный театр, хорошо знакомый мне позже по Ленинграду (Литейный, 51) В Котельниче он показал три пьесы: «Колокола» Диккенса, «Зимний сон» Дрейера и «Вишневый сад» Гайдебуров приехал уже в конце сезона, когда я с моими друзьями перед последним актом чеховской пьесы вышел в сад, деревья, мне показалось, шумят обреченно. Это тесно соединилось для меня с пьесой, где продают сад, скоро вырубят сад, где люди так грустно- веселы, чего- то возбужденно ждут, отмахиваясь от всего, что реально их ожидает завтра… Гайдебуров, как я теперь понимаю, не хуже прежнего МХАТа умел создать поэтическое настроение. Когда спектакль кончился, было уже совсем темно, августовская ночь; мы вышли на улицу и увидели за рекой тусклое зарево, пахло дымом- это горел дальний лес. Тоже очень запомнившееся впечатление.
Мне кажется, что с тех пор я и полюбил театр, особенно, театр чеховский, с его поэзией обыденной жизни.
А с Павлом Павловичем Гайдебуровым, талантливейшим режиссером и актером (В «Вишневом саде» он играл Петю Трофимова. ) я неожиданно встретился через двадцать лет, когда Московский театр драмы, единственный в первые годы Отечественной войны театр в Москве. поставив «Беспокойную старость», с разбегу собирался поставить другую мою пьесу- «Великодушная война или Добрый даунский отшельник», и Гайдебуров намеревался играть Дарвина. Но это было далеко впереди, да и вообще не состоялось.
Соль.
Это была любопытная семья. Отец- самый обычный мелкий хозяйственник, заведующий соляными амбарами. Он занимался оптовой торговлей солью и до революции, только в частном порядке. Котельнич был перевалочным пунктом: прибывшие по реке баржи тут разгружали, дальше соль следовала по железной дороге.
На реке и произошел тот несчастный случай, который доставил Василию Степановичу столь неприятные переживания, а мог кончиться для него полным крахом. Механизация таких работ в те годы отсутствовала, с баржи на берег к амбарам вели деревянные сходни, по которым грузчики и таскали на своих спинах мешки. Соль, как известно, вещество тяжелое, весьма тяжелое, и сходни однажды обрушились. Страшно не то, что мешки с солью затонули- их можно вытащить, высушить, но при этом погибло несколько грузчиков, казанских татар. Почему они не могли выплыть, выбраться на берег, если мешки сразу сбросили с плеч? Помехой оказалась та же злосчастная соль, которой они набивали себе карманы, пазухи.- она-то и потянула их на дно.
Бутырина арестовали, но вскоре выпустили: неисправные сходни принадлежали пароходству, и он благополучно вернулся на свое место. Я вспомнил об этом случае уже в Ленинграде, совсем по другому поводу, а сейчас пока о семье.
Я назвал семью Бутыриных любопытной. В каком отношении? Прежде всего, тем, что четверо из шестерых детей этого рядового котельничанина уже в начале двадцатых годов получили ( или еще получали) высшее образование. Сам Василий Степанович был молчаливый, серьезный, пожалуй, даже суровый на вид человек. Он давно овдовел, младший его сын был мой ровесник, школьный товарищ: три сына учились в Свердловске, в Горном институте, старшая дочь, архитектор, жила и работала в Ленинграде. Я видел Анну Васильевну мельком: она приехала на неделю к отцу, и, когда я пришел, снисходительно спросила, мирно ли мы играем с Володей и читаем ли какие- нибудь книжки. Она курила, лихо, по-мужски, выпуская дым кольцами, и мне очень хотелось её спросить, не подражает ли она нигилисткам, о которых писали в ХIХвеке.
Сыновья – студенты, тоже приехавшие на каникулы домой, заинтересовали меня тем, что все трое играли на скрипке. Я был рад убедиться на их примере, что, как ни трудно, но выучиться этому все-таки можно, - это морально меня поддерживало в самый кризисный месяц моих уроков. Кстати, в Котельниче тога гастролировал вятский гортеатр, и братьев Бутыриных пригласили участвовать в качестве музыкантов в спектакле «Потонувший колокол» Гауптмана. Играли они хорошо, меня только немного удивило, что одну из драматических сцен этой немецкой сказки братья сопровождали за сценой… полонезом Огинского, который, я, впрочем, любил и тоже пытался играть в это лето.