В некрологе написали, что у д-ра Беренсона не осталось родственников.
Женщина сняла телефонную трубку и набрала номер. Тот, кто продиктовал ей этот номер, строго предупредил не записывать его. Она не записала, но по своим причинам.
Беренсон не знал, что ей известен этот номер. Он бы взял с нее слово никогда по этому номеру не звонить, как она пообещала не продолжать НОЧНОЙ ГАМБИТ. Даже одно обещание умершему нарушить больно.
После двух гудков на другом конце сняли трубку и произнесли имя. То было всего лишь слово, фигура в танце сокрытий и узнаваний.
– Это по поводу фамильного серебра, – объявила женщина. – Мне сказали, у вас могут быть два предмета, которых мне не хватает для коллекции. С клеймом Шеффилда, тысяча восемьсот двадцать первого года… Да, я подожду.
После паузы голос произнес несколько слов. Женщина ответила:
– Да, я хотела бы забрать их как можно скорее… Прекрасно… Ваш адрес?.. Нет, я запомню.
Она повесила трубку и сравнила кодовый адрес со списком явок. Хитроу. «Холидей инн». «Русские любят самые американские гостиницы», – сказал Беренсон тогда в Эдинбурге. Как всегда, в точку.
Она схватила журнал и бросила на пол, потом сползла со стула, встала на колени у кровати и зарыдала.
Часть вторая. У друзей
Возможно, кой-кому я ненавистен,
Но у друзей я обрету защиту[24].
Был август, самая душная пора невыносимого вашингтонского лета. Николас Хансард ослабил узел галстука и нес льняной пиджак перекинутым через «дипломат». Так было чуточку легче, да и в тени под деревьями на Джорджтаунской улице пекло немного меньше, однако за ветками небо по-прежнему было цвета скисшего молока, а солнце как будто заполняло его целиком.
Вдоль улицы высились узкие дома, кирпичные или каменные, с черными узорными решетками на окнах и перилами у входа. Почти на всех дверях блестели гравированные таблички с фамилиями врачей, юристов, консультантов. Попадались флаги на древках с орлом, полотнища обвисли в знойном воздухе. На крышах кондиционеры выкачивали влажность и жар из домов обратно в атмосферу.
На узкой проезжей части ярдах в двух от знака, запрещающего парковку в любое время суток, стоял черный «Мерседес» с дипломатическими номерами. Хансард почувствовал неудержимое желание его пнуть и даже занес ногу, но вовремя себя остановил и смущенно огляделся. Улица была пуста. Он улыбнулся окну в доме, перед которым стояла машина, на случай если какой-нибудь сотрудник спецслужбы его фотографирует. Затем сказал: «Наверное, из-за жары» на случай скрытого микрофона и пошел дальше.
Он знал, что дело не в жаре. Дело в покойном Аллане Стоволле Беренсоне.
Хансард поднялся по пяти гранитным ступеням к дубовой двери. Бронзовая табличка, начищенная до золотого блеска, гласила:
БЕЛАЯ ГРУППА ЛИМИТЕД
Контрактная исследовательская организация
«Только по предварительной договоренности» написано не было, это предполагал район. Хансард нажал кнопку звонка и улыбнулся в камеру. Через мгновение раздался щелчок, Хансард толкнул дверь. Повеяло благословенной прохладой. Короткий коридор впереди заканчивался решеткой, как в банковском сейфовом помещении. Решетка была открыта. Хансард постоял мгновение, обсыхая в прохладном воздухе, и прошел в комнатку, обставленную в чопорном эдвардианском стиле. Из комнатки вели три двери, по одной в каждой стене.
За большим, заваленным бумагами дубовым столом сидел молодой человек младше Хансарда. Он глянул через очки в черной оправе и спросил:
– Чем могу быть полезен?
– Мне нужен Рафаэль, – ответил Хансард.
– Вы член группы, сэр?
– Вы прекрасно знаете, кто я, и у меня нет сегодня желания играть в игры.
Хансард достал пропуск – белую пластиковую карточку – и бросил на стол. Секретарь сдвинул книгу в кожаном переплете, обнажив вмонтированный в стол прямоугольник темного стекла. Хансард приложил к стеклу правую ладонь, молодой человек вставил пропуск во что-то под столом. Зажегся белый свет, стекло под рукой стало теплым.
– Здравствуйте, доктор Хансард, – сказал молодой человек. – Рафаэль сейчас на совещании, но, если вы подождете в холле, я сообщу о вашем приходе.
– Он правда на совещании? – спросил Хансард.
– Да, доктор Хансард. Правда.
– Извините, – неловко проговорил Хансард.