– Что-что?
– Это так вы меня не шантажируете?
Рафаэль сказал:
– Доктор Хансард, вы сами меня спросили, что за документ.
– И это не связано с разведкой?
– Если вы спрашиваете, относится ли это к секретной работе, которой вам расхотелось заниматься… – начал Рафаэль, и у Хансарда мороз пробежал по коже. Порой казалось, что Рафаэль знает все, – то вам известно мое отношение к секретным материалам.
– Да, разумеется.
– Однако жестоко было бы вас дразнить. Вы действительно хотите уйти из нашей организации, доктор Хансард? Вопроса о рукописи это совершенно не касается.
– Да, я действительно хочу уйти, – сказал Хансард.
– Что ж, хорошо. Как вы помните, наш договор включает выходное пособие только при роспуске группы. Однако, если вы дадите заключение по рукописи, мы выплатим вам обычный гонорар плюс бонусы. Вас это устраивает?
Гонорар плюс бонусы составлял три его годовых университетских зарплаты.
– Вы хотите, чтобы я установил подлинность манускрипта…
– Доктор Хансард, я, как уже говорил, хочу, чтобы вы были довольны.
– Я… – Хансард сглотнул. Должны быть дерзким вы, развязным, гордым, решительным, а иногда ударить, когда представится удобный случай. – Скажите мне честно, Рафаэль, это связано со смертью Аллана Беренсона?
– Меня огорчает, что вы подозреваете меня в нечестности, доктор Хансард. У вас есть основания полагать, что здесь возможна связь? Это, разумеется, было бы интересно.
– Он… очень любил Марло. Именно Аллан рассказал мне про Скинскую рукопись. Если в Штатах имелась копия, он наверняка бы про нее знал. Теперь его нет в живых, и у вас есть экземпляр.
Рафаэль кивнул.
– Вы блестящий аналитик, доктор Хансард. Однако совпадение не столь поразительное. Рукопись была у нас еще до смерти доктора Беренсона.
– Тогда вы мне не сказали.
– Я собирался, однако тут возникли бумаги Монтроза, и, честно сказать, они были куда важнее.
– Да. Понимаю… Так, значит, связи нет.
Хансард догадывался, что пытается отстраниться от смерти Аллана, и предполагал, что Рафаэль это чувствует.
– Если связь есть, мне о ней ничего не известно.
Хансард кивнул. Рафаэль мог говорить правду, а мог лгать (хотя Хансард ни разу не поймал его на лжи). Однако невозможно было поверить, что он владеет некой информацией и отрицает это, говорит «не знаю».
Хансард сказал:
– У меня будут определенные расходы. Почти наверняка надо будет съездить в Англию.
– Ваш представительский счет останется открытым. – Рафаэль идеально наманикюренными пальцами взял конверт с заявлением об уходе. – А это не распечатают до тех пор, пока вы не завершите работу. Таким образом, вопроса о расходах не возникнет. Пропуск тоже пока оставьте себе; он открывает некоторые двери.
– Хорошо. Я поеду домой встречать курьера.
– Не спешите. Доставка назначена на сегодняшнюю ночь. До свидания, доктор Хансард.
– До свидания, Рафаэль.
Хансард вышел. Едва дверь за ним затворилась, Рафаэль щелкнул тумблерами на столе и включил мониторы. Он посмотрел, как Хансард выходит из здания в одуряющий уличный жар и сворачивает к метро, затем убрал конверт в ящик стола, встал и вернулся в соседнее помещение.
Стрингер и еще четверо сидели за конференц-столом. В углу большой монитор показывал кабинет Рафаэля с камеры за его плечом. Стрингер нажал кнопку и отключил экран.
Рафаэль сел во главе стола:
– Ваши мнения?
– Его не пришлось долго уламывать, – заметил Джосайя Блейн Картерет, доктор политических наук, высокий спортивный блондин с острым лицом и каролинским выговором. – Впрочем, он всегда производил впечатление податливого молодого человека.
– Можно было рассчитывать, что он клюнет на такую наживку, – сказал Роберт Букер Эпплвуд, доктор исторических и филологических наук, темнокожий, широкогрудый, с курчавой седеющей бородой. – Многие пошли бы на многое ради возможности взглянуть на Скинскую рукопись. Он точно не знал, что у Аллана была копия?
Стрингер (он сидел за дальним концом стола) ответил:
– Беренсон привез ее из последней поездки в Англию, девятого августа. С Хансардом он последний раз виделся тринадцатого июня.
Линда Гулд (доктор математических наук, маленькая, смуглая, мускулистая) уточнила:
– Последний известный нам раз. За Беренсоном следили плохо.
– Мы же не болгары[25], – ответил Эпплвуд.
– Следили бы лучше, Беренсон был бы жив, – возразила Гулд.
– Возможно, да, но это больше не имеет значения, – сказал Рафаэль. – И, безусловно, это не наша сфера ответственности.
Картерет сказал:
25