Вторая версия: освобождение подсознания. Но почему обычно из подсознания лезет всякая дрянь, а тут такой кайф?
Третья версия: эндорфины. Эндорфины — гормоны удовольствия, выделяемые человеческим организмом при соответствующем внешнем воздействии, например, при оргазме, а также в результате стресса. Обладают морфиноподобным действием, вызывают обезболивание и притупляют ощущения голода и жажды. Стресса было предостаточно, а радостей мало. Отсутствие секса, скудная пища, палатка вместо нормального дома, жесткая постель да еще уроки фехтования, которые вполне можно записать по статье «умерщвление плоти». Наверное, организм приспособился к таким условиям, и теперь ему достаточно очень малого воздействия для выработки огромного количества эндорфинов — например, самогипноза.
В эндорфиновую гипотезу также очень хорошо укладывалась Ночь Духа, она же «засуха», она же Мистическая Смерть, которой так пугал меня мой духовник — обычный синдром абстиненции.
На данный момент эта гипотеза казалась мне наиболее адекватной, и я принял ее в качестве рабочей. Вопросы вызывали только три обстоятельства. Во-первых: откуда столько? У меня внутри что, фабрика по производству наркотиков? Во-вторых: мощный выброс эндорфинов обычно происходит после прекращения неприятного воздействия — вознаграждение за успешное выживание путем стимулирования центров удовольствия, а не во время него. Во время — только обезболивание. Ну ладно, у меня Знак пропал — ощущение освобождения. А у моего духовника? Вообще во время тюремного заключения. Почему не после? И в третьих: мой автогипноз, заключавшийся в размышлении над Евангелием и чтении молитв, вроде бы должен вызывать совершенно конкретные глюки. Почему мой Бог не имел образа? Почему он был светом, а не Христом в хитоне и с ранами на руках?
Я подумал, что Всевышний, наверное, смеется над тем, как я пытаюсь объяснить Его чем угодно, только не им самим. Потому я до сих пор и не сверзился в Ночь Духа, что ему прикольно.
Второе последствие ослабления эйфории заключалось в сумасшедшем желании секса в любом виде и все равно с кем. Просто, чтобы снять напряжение. Нервная система перегружена, и на табло горит красными буквами соответствующая надпись: «Перегрузка!» Дико хотелось слить энергию.
Убежать, раствориться в животном тепле,
Навсегда позабывши о Том,
Кто возлюблен,
Чей лик — за покровами тьмы,
В Ослепительном Мраке…
Интуитивно я понимал, что на этом мой экстаз закончится и я вернусь в свое обычное состояние. Возвращаться очень не хотелось.
При этом я прекрасно знал, что самый роскошный секс по сравнению с этим гроша ломаного не стоит. Мое тело требовало одного, а разум — другого. Я понял теперь не только то, почему святых преследовали крайне сексуальные демоны (оно понятно: воздержание), но и почему с ними так отчаянно боролись.
— Обрести благодать трудно, а потерять можно в один миг, — сказал Иоанн Креста. — Так что лучше держись. Иначе потом годами будешь пытаться достичь того же состояния.
Я рассказал о своих сомнениях.
— Как я могу сомневаться даже сейчас!
— Ты сомневаешься? Значит, ты свободен.
ГЛАВА 6
Пасть я не успел — мы вышли к побережью. Это произошло на десятые сутки.
Невысокие пологие холмы, поросшие соснами в снегу. Ближе к океану деревья повалены. Вероятно, здесь было цунами, которые в последнее время стали частыми, как дождь. Мы находились в районе Байонны. Когда-то здесь был курорт.
Океан катил длинные свинцовые волны, одну за другой. Под темным небом белел припорошенный снегом прибрежный песок, а за нами горели холмы. Огненное войско шло по пятам. С востока небо затягивалось черным, словно по нему растекалось гигантское чернильное пятно — мириады черных птиц.
«Это ловушка! — подумал я. По мере ослабления эйфории мои сомнения росли и ширились. — С чего мы вообще решили, что будут избранные? Быть может, Его задача уничтожить все человечество, без избранников и спасенных?»
Мы встали огромным полукругом, защищая тех, кто не мог себя защитить. Трудно придумать более невыгодную позицию. Точнее, эта была самой разумной из безнадежных.
Святой Франциск, Иоанн Креста, святая Тереза Авильская, святой Антоний Великий и святой Антоний Падуанский, Мейстер Экхарт и Пьер Тейяр де Шерден, и многие другие преклонили колени перед лицом прибоя и встали у нас за спиной. Они молились. А к нам с холмов потекло Эммануилово войско. Эту армию больше не возглавлял человек-демон, ее вел единый инфернальный дух, лишенный разума и милосердия.
Сияние благодати заполнило воздух и придало мне сил. Сколько мы выдержим на этом золотистом допинге?
Черные птицы Эммануила бросились вниз с клекотом и криками, Огромные темные крылья и огненные одежды джиннов летели на нас в одном адском вихре. Я думал, что продержусь несколько секунд, но сражался неожиданно легко, лучше, чем при Монсальвате.
Удары были четки и метки, словно дух Марка водил моей рукой. Может быть, Господь простил его и выпустил на это поле сражения во искупление его служения Эммануилу. Или все святые воины, погибшие и замученные, встали рядом с нами и сражались за нас: святой Георгий и Дмитрий Солунский, Федор Стратилат и Федор Тирон, Маврикий и святая Жанна.
Рядом со мной бился Олег, потом Жан. Он опять отказался прятаться за нашими спинами. «Если я привел вас к гибели — зачем вам такой король? Если же нет — Господь спасет и меня».
Но нельзя сражаться с магмой земли, подземным пламенем, затопляющим долины. Нас было слишком мало, и мы отступали, а за спиной шумел прибой, и его гул сливался со звоном стали.
Вдруг стало светлее. Золотое сияние разгоралось впереди нас, на холме. Напор врагов ослаб, и мы чуть не поддались самоубийственному соблазну атаковать. Я перевел дух и посмотрел вверх.
Прямо напротив нас в облаке теплого света возвышался замок. Я сразу узнал его. Это огромное сооружение ни с чем не спутаешь. Крак де Шевалье! Исчезнувший в пустыне Святой Земли и возникший из небытия здесь, на Атлантическом побережье.
Из замка выходили рыцари госпитальеры в черно-красных одеждах. Черные плащи с крестами и стяг Архистратига Михаила. На помощь земному воинству пришло небесное.
Золотое сияние за нашими спинами дошло до нас, и мы погрузились в него. Я видел свои руки в облаке света и пылающий золотом меч. Сопротивление инфернального войско стало еще слабее. Они двигались, как во сне.
Атака больше не казалась самоубийственной. Жан поднял меч, улыбнулся и бросился на врагов. Госпитальеры замка встретили их своими клинками.
Мы прорубали дорогу к нашим союзникам. Два золотых облака слились в одно, и воинам Эммануила здесь больше не было места. Они падали на землю, корчась от боли в волнах божественной благодати, которая была для них адским пламенем.
Через четверть часа все было кончено. Инфернальное войско, которому не за что было погибать, предпочло смерти отступление. Мы обнимались с нашими неожиданными спасителями и смотрели на черных птиц, сгорающих в пламени золотого сияния.
Улыбки, объятия, встречи рыцарей ордена, годами не видевших друг друга. Радостный Жан, и ни на ком ни царапины. Что-то во всем этом было не то. Не бывает! Рано успокоились.
Святые так и стояли на коленях у кромки прибоя. Никто не встал и не прервал молитвы, словно ничего еще не решилось. А что решилось?
Я оглянулся на холмы. И вовремя. Над ними снова разгоралось багровое пламя.
— Жан!
Он проследил за моим взглядом и помрачнел.
— Да, конечно. Мы разгромили только передовой отряд.
Холмы залило огненное море. Не только по дорогам и перевалам — везде, без малейшего просвета. А над огненным морем — такое же равномерно черное небо. Только в первых ближайших мазках этой черноты можно было различить взмахи крыльев.
Сопротивление казалось бесполезным.
— Государь, смотрите!