— Отнять свободу воли? В высшей степени не по-христиански.
— Пытки тоже отнимают свободу воли, а их применяли почти на всем протяжении христианской истории.
— Они не отняли свободы воли у первых мучеников. Они не отрекались под пытками римлян. Тогда и пришло понимание, что свободу воли не отнять, потому что она дарована Богом.
— Не переоценивайте христианство. «Каждому человеку даруется свободная воля. Если кто-то пожелает вернуться на правильный путь и стать праведным, у него всегда есть силы сделать это». Рабби Маймонид. У Августина с этим куда хуже. Он слишком верил в предопределение.
— Рабби Маймонид жил гораздо позже Христа.
— Да? Вы знаете, кто это?
Я спросил это не из желания поиздеваться. Я действительно был удивлен. Дочка часовщика и кружевницы, не получившая никакого образования, кроме религиозного, проявляла неожиданную эрудицию. Обычно глубоко верующие люди удручающе ограничены. Такой человек подобен долго сидящему в колодце: может быть и видны звезды в ясный день, но зато ничего вокруг.
— Я проповедую евреям, — пояснила она. — Мне пришлось подучиться.
Да, конечно, самоучка. Самоучки иногда многого достигают.
— И зачем вы проповедовали евреям?
— Странно, что такой вопрос задает выпускник иезуитского колледжа. Потому что пока все евреи не обратятся к Христу — Царство Божие не наступит. Это апостол Павел.
Да, помню смутно. У нас почему-то не акцентировали на этом внимание, хотя иезуиты никогда не были особенными антисемитами. Преемник Лойолы на посту генерала ордена вообще был крещеным евреем.
— Ладно, к делу. Какие из палестинских христианских монастырей связаны с террористическими организациями, как христианскими, так и мусульманскими?
— Мне они не известны.
— Хорошо, сформулируем иначе. Какие из христианских организаций дают укрытие людям, связанным с террором?
— Давать укрытие отверженным — христианский долг.
— Где человек, называющий себя пророком Илией?
— Не знаю.
— Ладно, — я кивнул «специалисту». — Приступайте.
Она обернулась, увидела шприц, все поняла.
— Разрешите мне помолиться.
— Нет. Это не казнь, а медицинская процедура.
Она посмотрела мне в глаза.
— Боитесь — значит верите. Это хорошо.
«Сыворотка правды» действует на святых почти также как на обычных людей. Мне не доставляло удовольствия смотреть на нее в расслабленной позе с капелькой слюны у угла рта.
Почти так же…
Я повторял свои вопросы.
И получал те же ответы: «Мне не известно», «Не знаю», «Христианский долг…»
Наркотик не действовал.
— Вколите еще.
Она побледнела. Капелька превратилась в струйку слюны и стекла на пол. Но я получил ответ, по крайней мере, на один вопрос.
— Где Илия?
— Мар-Саба.
— Ладно, стоп. Есть у вас антидот?
«Специалист» кивнул. Я даже не узнал его имени. Мне было по фигу.
— Приведите ее в чувство. И чтобы была в порядке.
— Постараемся.
Минут через десять она, наконец, открыла глаза. И посмотрела на меня так, как будто я ее изнасиловал.
Я официально попрощался со своими помощниками и вышел из кабинета. В общем-то, в этическом плане она была совершенно права.
Глава пятая
Седьмого Ава я давал интервью для газеты «Хаарец». Молодая журналистка Ревекка Якобсон была весьма довольна собой — ей удалось до меня добраться. Вопросы были об Эммануиле, об истории завоевания, о Храме, о моем видении правления.
— Это правда, что вы из рода Давида?
Я отмахнулся:
— Не более чем семейная легенда. Вряд ли.
Под конец я отправил ее обедать в президентский буфет.
— А вы? — с надеждой спросила она.
— А я не могу. Сегодня я подписал четыре смертных приговора. Пощусь, ибо сказано «не ешьте с кровью».
Она широко раскрыла глаза:
— Кому?
— Террористам, тем, что устроили взрыв на Виа Долороза.
По поводу приговоров я, конечно, консультировался с Эммануилом.
— На тебя покушались — тебе и решать, — ответил он. — Я бы казнил.
Я даже удивился, как легко мне это далось. Всего лишь год назад в Японии я мучился из-за каждой жертвы.
Статья в Хаарец была весьма хвалебной. Меня сравнивали с Давидом. Несмотря на историю с Вирсавией иудеи считают его идеалом справедливого государя. Я возгордился.