Надо бы прочесать катакомбы, а не тюрьмы… Поздно! Пока я прочесываю подземелья Парижа, Эммануил взбесится, они же побольше Бет-Гуврина.
Я плюнул и заказал чартер в «Эр Франс». Без проблем. На утро.
Матвей вернулся в одиннадцать с пустыми руками. На прощание пили «Вдову Клико» под жаркое и «Монбазийяк» с десертом. Честно говоря, я перебрал, хотя Марк о любом из этих напитков наверняка сказал бы, что это не вино — а карамелька. Это, смотря сколько выпить. Утром голова у меня трещала, и я с удовольствием накачивался забористым французским кофе, возможно, последним в моей жизни.
Вылет задерживался. Я сидел в полупустом самолете. В первом классе кроме меня только телохранители и прочий мой персонал: секретари, прислуга и личный повар. Я почти не оброс вещами, зато оброс людьми. Впрочем, ни к кому из них я не был особенно привязан. Даже к Николь, так похожей на Терезу. Точнее гораздо красивее Терезы, если судить только по росту, стройности и чертам лица. Но, не было в ней ни внутренней силы, ни внутреннего огня. Она была даже довольно образована, но разговора на равных не получалось. Казалось бы, ну какое может быть общение на равных между заключенным и тюремщиком? А тут два свободных человека, пусть даже один из них наниматель, а другой наемный работник. Но нет. Николь оставалась для меня женщиной, которая приносит кофе, передает факсы, зовет к телефону и иногда делит постель. Впрочем, она позволяла мне не думать о сексе (благо проблема решена) и я был ей за это благодарен. Красивая девушка. Жаль, если погибнет. Сволочь я все-таки. Что я бы в Риме новой секретарши не нашел?
— Николь, пойди спроси, что там за задержка?
Она вернулась с какой-то бумагой. Изящным кошачьим движением присела рядом и протянула ее мне. Узкая рука, идеальной формы пальчики с длинными ногтями. У Терезы рука шире и проще, но этой можно лишь любоваться, как произведением искусства, а та благословляет и проклинает. Странная вещь восприятие… И с чего я взял, что можно соединить в одном лице любовницу и исповедника?
На бумаге был какой-то список.
— Это что?
— Они берут пассажиров на каждый чартер. На свободные места. Список вам на утверждение.
— Деньги, значит, зарабатывают за мой счет. Я весь самолет арендовал. Так им и передай! А то посадят хрен знает кого.
Она встала.
Я бросил взгляд на список. Немного, человек десять. Незнакомые имена. В основном французы, вот, пожалуй, пара итальянцев. Стоп! Предпоследнее имя в списке заставило мое сердце забиться. Очередная случайность, в которой божья воля? Просто странное совпадение?
— Стой!
Николь остановилась в двух шагах от рубки пилотов.
— Иди-ка сюда.
Я взял ручку и подчеркнул имя в списке.
— Ладно, пусть сажают. Вот этого человека ко мне.
— Пьер Тейяр де Шарден, священник, — прочитала она. — Тот самый?
Образованная девушка, жаль, что нелюбопытная. Даже не прочитала список.
— Надеюсь.
Когда я учился в колледже, отцы иезуиты разделись на два враждующих лагеря по отношению к произведениям своего брата по Обществу Иисуса. Одни считали его новым Аквинатом, другие еретиком, достойным осуждения. Последние были не одиноки. Основное произведение месье де Шардена «Феномен человека» пролежало в столе сорок лет, поскольку орденское начальство не давало разрешения на печать. Я не читал ранних ротопринтных копий, расползшихся по миру до официальной публикации, но говорят, что за сорок лет Бога там прибавилось.
Мне было любопытно пообщаться со знаменитым философом и палеонтологом. Ну, сверзимся — так оба попадем в Лимб и привлечем к беседе Платона и Сократа. Впрочем, если Эммануил действительно Антихрист, меня, наверное, ушлют куда-нибудь поглубже, круг этак на девятый, и вморозят в озеро Коцит[85]. Придется развлекаться беседой только до этого момента.
Стояли еще минут пятнадцать, пока загружались мои попутчики. Я их не видел — все летели эконом классом.
Наконец, в салон вошел высокий седоватый человек с удлиненным лицом и крупным носом, ведомый назойливой стюардессой «Сюда! Сюда!»
— Это же первый класс! — удивленно сказал он.
— Сюда, месье Тейяр, — сказал я. — Присаживайтесь, — и указал на соседнее кресло.
Он растерянно посмотрел на меня. Кто же не знает моего лица, многократно мелькавшего по телевизору! Однако сел.
85
У Данте в «Божественной комедии» замерзшее озеро на девятом, последнем круге ада, куда вморожены худшие из грешников.