—…Приговаривается к смертной казни через повешение. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Вагрила повалилась на пол, пала ниц как перед иконой.
— Поглядите на него, ведь он дитя! Смилуйтесь! — Как можно губить ребенка!
— Смерть фашизму, свобода народу! — крикнул Герган, перебивая ее мольбы. Она поднялась, чтобы заставить его замолчать, но полицейские уже окружили его. И она снова обратилась к суду:
— Слышите, что он говорит, да ведь он же несмышленыш. Поглядите на него, ведь он еще дитя малое. Смилуйтесь! — И она снова упала на колени.
— Смерть фашизму, свобода народу! — прозвучал у дверей голос ее сына. Вагрила испугалась, что больше не увидит его.
— Герган, сыночек! — проталкивалась она к нему.
— Будь стойкой, мама! Как тогда с ядом! — услышала она слова сына, но не увидела его за спинами полицейских.
Покориться судьбе, захлебнуться горем и онеметь? Нет!.. Его жизнь пока еще в руках людей. Еще не все кончено. Худо ли признать свою ошибку, чтобы сохранить жизнь. Вагрила старалась успокоить себя и ухватилась за единственную надежду: прошение царю! Она пойдет лично к нему, поклонится ему до земли и все ему расскажет. «Сбился он с пути, но ребенок ведь». Не может царь, каким бы он ни был, глядя ей в глаза и слушая ее слова, не понять ее страдания, не внять ее мольбам. Сила человека — в глазах и словах. Лично пойдет, все объяснит, и он поймет ее.
Железные двери тюрьмы заскрипели, и полицейский ввел ее в темное помещение. Вагрила тщетно протирала глаза, чтобы увидеть, где она находится. Вскоре раздался скрип другой железной двери, и тихие нетвердые шаги прогнали тишину, которая уже начала ее угнетать. «Это он!» Мать и сын устремились навстречу друг другу. Сейчас она снова прижмет его к своей груди. Руки, раскинутые для объятия натолкнулись на что-то твердое. И Герган наткнулся на ту же преграду. Они видели друг друга, но не смогли обняться. Их разделяла стеклянная перегородка. «Что только не придумают, чтобы мучить людей!» — подумала она.
— Можете только разговаривать и глядеть друг на друга, — предупредили полицейские.
Она жадно глядела на бледное лицо сына. Ничего больше ей не было нужно — видеть его.
— Вам остается еще пять минут.
— Герган! — спохватилась Вагрила, вспомнив зачем она пришла и, боясь что не успеет сделать самое важное.
— Что, мама?
— Герган, не бойся. Судьи такие же люди как и мы, и могут ошибиться. Где это видано и слыхано, чтобы детей губить. И тебя не погубят… — Она расстегнула полушубок и вынула сложенный вчетверо лист бумаги.
— Мама! — Герган насупился, догадываясь в чем дело.
— Погоди. Погоди! — заторопилась Вагрила. — Завтра я к царю поеду… — Она просунула белый листок в щель под стеклом. — Подпиши!
Герган отпрянул, будто кто-то замахнулся на него.
— Мама, зачем обманываешь себя пустыми надеждами?
— Умно ты толкуешь, сынок, да все ошибаешься. Что такое птицы без крыльев? Так и мы без надежды.
— Не подпишу я.
— Подпиши! — гневно крикнула Вагрила.
— Мама, — с ласковым укором произнес Герган. — Ну зачем ты обманываешь себя?
— Коли не буду себя обманывать, я умру.
— Время свидания истекло! — предупредил полицейский.
— Повинись, Герган!
— Я должен кончить достойно, как и начал, мама, — Герган даже не посмотрел на лист бумаги в ее дрожащих руках.
— Подпишись, сынок!
— Нет, мама! — Герган ласково ей улыбнулся.
— Что ты подпишешь, что я — все едино, ведь ты же плоть от плоти моей… — твердо сказала она и отвернулась.
Герган прижался лицом к стеклу. Вагрила пошатнулась, оперлась на мгновение о стену и, не оборачиваясь вышла.
Родное село как-то неожиданно предстало перед Вагрилой, но ничто, кроме горечи не всколыхнулось в ее душе. Она остановилась, печально поглядела на Крутую-Стену, на ее заросшие лесом склоны, на безмолвные заснеженные поля. Они показались ей более родными и близкими, чем само село. Несчастие разметало ее семью. Что осталось от ее дома?.. Скрип телеги пробудил ее от дум, и она заторопилась. Во дворе крайнего дома села залаяла собака. Хоть бы никто не вышел, она не хотела встречаться с людьми. Для чего они ей, чтобы жалели ее, сочувствовали…
Дворовый пес учуял ее и радостно залаял за воротами. Теперь только он и будет встречать ее.