— Песик ты мой, — она через силу улыбнулась и погладила его по жесткой шерсти. Собака, радостно скуля, побежала вперед. Прошлась вдоль фундамента, обнюхивая закопченные камни кладки, и повернула морду к Вагриле.
«Тут на ступеньках я и поймала Гергана с листовками. — Она подняла глаза. — А вот тут навес был и зимой на жердине сушилась домашняя колбаса. Герган ее очень любил…» Визг собаки прервал мысли Вагрилы, и она поглядела на нее. Собака царапала когтями землю у двери сарая.
— Пошел! Пошел! — вышла из сарая бабушка Габювица.
Вагрила направилась к ней. Свекровь вздрогнула и отшатнулась.
— Кто это?
Голос прозвучал глухо, будто из-под земли. Сердце Вагрилы сжалось.
— Мама!
Бабушка Габювица вгляделась, узнала ее и стала убирать под рваный черный платок редкие седые волосы. Видно не хотела, чтобы невестка видела ее такой растрепанной.
Помахивая хвостом пес радостно смотрел на них. Обе женщины молча вошли в сарай, где прямо на земляном полу, словно в открытом поле, тлели угли костра. С балки, на которую дед Габю когда-то вешал косу, теперь свисал на цепи закопченный котелок. В углу, рядом с грохотом — горшок, в другом углу — сундук. На полу лежал опрокинутый трехногий табурет. Бабушка Габювица подняла его и тихо сказала невестке:
— Садись!
Потом спросила:
— Стало быть, выпустили вас?
— Меня-то выпустили, а Петкан еще сидит. Но и его скоро выпустят, — ответила Вагрила.
— Это хорошо, а то… — и бабушка Габювица обвела взглядом плетеные стены сарая, кое-где завешанные циновками и домоткаными дорожками, и горестно вздохнула.
Вагрила опустила глаза.
— А что со скотиной?
— Одна свинья осталась да пяток курей.
Бабушка Габювица поглядела, без всякого выражения на уголья, помахала обломком доски, раздувая их, и просто сказала:
— Старика моего отсюда понесли хоронить.
Не отводя взора от костра, Вагрила спросила:
— Кроме Стоянова и нашего, чьи еще дома спалили?
— Других не жгли.
— А Тоткин?
— Мишо тогда еще не ушел.
— Что о нем слышно?
— Сын у них родился.
— Сын!
— Киро помог убрать хлеб. Воротился бы Петкан, да взялся бы за дело.
«Завтра поеду в Софию… Поеду… Не может он меня не понять», — подумала Вагрила.
— Герган приводил как-то. Видались они с дядей. — И бабушка Габювица снова принялась раздувать гаснущие угли.
— Так у Тотки, говоришь, сынок?
— Сынок. Мать Мишо, Бочвариха, да и Биязиха тоже, частенько меня навещают. Бочвариха и нонче приходила. — И бабушка Габювица поглядела на большую миску с бобовой похлебкой.
«Неужто и стряпать уже не может», — подумала Вагрила и только сейчас вгляделась в ее лицо. Постаревшее, осунувшееся, глаза помутнели, погасли.
«Одни умирают, другие рождаются. Катится жизнь, что твое колесо».
— Пойду, погляжу Тоткиного ребеночка.
— В такой поздний час? Завтра сходишь.
Вагрила вздохнула. Ну как объяснить старухе почему она так спешит. Она подошла к сундуку, подняла крышку. На дне, под другими вещами отыскала старое детское одеяльце Гергана.
— Как сундук-то уцелел?
— О чем ты? — встрепенулась задремавшая бабушка Габювица.
— Про сундук спрашиваю, как это он уцелел?
— Не знаю, я тогда скотину пасла.
Вагрила взяла одеяльце Гергана и вышла из сарая. Собака подошла к ней, помахивая хвостом. Вагрила отыскала под снегом журавленик[14] и завернула несколько стебельков в белый платочек. Какая-то мысль смущала ее и замедляла ее шаги. Ее томило неясное чувство, что она что-то упустила, забыла. Она перебросила одеяльце на другую руку, чтобы отворить калитку, и вдруг остановилась, словно наткнулась на препятствие. Она несет в подарок ребенку одеяльце, словно желая ему ту же судьбу, какая досталась Гергану! Нет! Вагрила испуганно оглянулась и затолкала одеяльце под стреху над калиткой. «Подарю ему золотой, что берегла для будущей невестки».
Собака смотрела вслед хозяйке, пока не затихли ее шаги.
Сухой морозец пощипал щеки Вагрилы и она прикрыла их краями платка. Она шла мимо плетней с наметенными сугробами. За ними чернели безмолвные деревья. Светились окна домов. Все в селе было таким, каким она его знала и помнила. Только люди переменились. Что было и что стало! Приходится ей прятаться от людей, чтобы ее не жалели, радуясь в то же время, что им-то самим повезло. Пусть же радуются, не всем ведь страдать! Что прошло, того уж не вернешь, не поправишь, но почему мысли непрестанно возвращаются к прошлому, заставляя сердце человека истекать кровью?
14
Журавленик — дикая герань. По болгарскому народному поверью — пожелание и символ здоровья.