— Чего мне стыдится. Мы с ним повенчаны. Вы не подумайте, что я от него отрекаюсь.
— Образование?
— Третий приготовительный.
— Имя ребенка?
— Владимир.
— И детей, стало быть, в честь вождей крестите.
Тотка не поняла на что он намекнул, и нежно поглядела на сына. Глаза ее заблестели и все лицо озарилось каким-то внутренним светом.
«Да, ребенок для нее — это все. Но, как видно, мужа своего она любит, — думал поручик, глядя на Тотку. — Люди нашего круга стремятся снискать расположение своих жен роскошью и дорогими подарками… А она вот страдает из-за своего мужа, но все же…»
Взяв со стола бумагу, Буцев протянул ее Тотке.
— Подпиши эту декларацию!
Тотка встала, чтобы взять бумагу, но ребенок вдруг залился плачем и Тотка отступила от стола. Принялась укачивать и баюкать его. Буцев нахмурился.
— Уйми ты его!
— Чего подписывать, я и так согласна со всем, что от меня потребуют.
— Этого мало. Подпиши! — Буцев протянул автоматическую ручку.
Тотка положила плачущего ребенка на край стола и придерживая его рукой, вывела корявую подпись.
— Будете ждать распоряжения.
Тотка поняла, что может уйти. Она чувствовала, что грудь ее распирает от молока и торопливо вышла из кабинета. Присев на корточки у стены в коридоре, расстегнула кофточку и дала грудь ребенку, тот сразу умолк и сладко зачмокал.
— Баю-баюшки… — тихо напевала Тотка.
В заполненный людьми коридор ворвался снаружи рокот мотора. Немного погодя вошел высокий сутуловатый полицейский. Люди потеснились, и он, ни на кого не глядя, подошел к двери кабинета начальника. Тотка почувствовала на себе чей-то взгляд, прикрыла грудь кофтой и подняла голову. Перед ней стоял Митю Христов. Встретившись с ним взглядом, она равнодушно отвернулась. Обветренное, кирпичного цвета лицо Митю насмешливо искривилось. «Как будто не знает меня, — подумал он. — А прежде, как увидит — краской вся заливалась!» Он резко нажал ручку двери и вошел в кабинет начальника.
Митю Христов доложил о результатах облавы на партизан. Начальник порасспросил его кой о чем и отпустил, не возложив никаких поручений…
«Сходить, что ли, к Тодоре…» — подумал Митю. Зашел в дежурную, почистил шинель, начистил до блеска сапоги и вышел во двор. Хмуро оглядел людей. «Слоняются без дела. Это нехорошо. Участок — что твое хозяйство, работа всегда найдется. Поручили бы мне, я бы их погонял, навсегда бы запомнили как сидели в участке».
— Митю, — услышал он знакомый голос и обернулся.
— Здравствуй, — сказал, подойдя к нему, Иван Венков.
Митю Христов только кивнул в ответ.
— За делом и повидаться не можем, — посетовал Венков.
«Чего зря болтать, — подумал Митю, пренебрежительно поглядев на него. Он гордился тем, что за сравнительно краткое время обогнал его по службе.
— Сегодня я опять в облаве был, — сказал Митю.
— А я вчера заходил в твое село.
— Зачем?
— Доставил сюда бабу с грудным ребенком. Муж ее месяц, как ушел в партизаны.
— Видел ее, — Митю усмехнулся, вспомнив обнаженную грудь Тотки.
— Пойдем ко мне, выпьем по рюмке. Давненько ты у меня не бывал. — пригласил Иван Венков.
— Ладно, — согласился Митю Христов и они вышли из участка.
— Не смог я повидать нашего дружка, — заговорил Иван.
— Портного, что ли?
— Других дружков в вашем селе у меня нету. Пришлось поторопиться. Ребенок-то грудной. Погода, думал, испортится, завьюжит, что тогда?.. Ну и не зашел к Портному, повел их…
— Скоро ее выпустят? — спросил Митю Христов.
— Никого покуда не выпустили. А как с ней будет — не знаю.
Митю Христов облегченно вздохнул, ему хотелось, чтобы Тотка осталась в участке, а зачем — он сам не отдавал себе отчета.
— Ну расскажи, как живешь? — попросил Венков.
— Да все за партизанами гоняемся. Буцев, сам знаешь, из жандармов он, сочиняет разные планы, покуда разберешься в них, да поймешь что и как, голова вспухнет… И не всегда выходит так, как он задумает…
— Да, одно загадываешь, а выходит иное, — согласился Иван Венков. — Вот скажем, дочь у меня, дорога она моему сердцу и милей, нежели кому иному сын, и неведомо мне, какая у ней жизнь будет, по какой дорожке пойдет? Порой не сплю ночами, все об этом думаю… А ты вот холостой, нет у тебя таких забот… Ты человек вольный…
— Какой я тебе вольный, что прикажут, то и делаю! — раздраженно заметил Митю.
— Я в том смысле, что бессемейный ты.
Митю ничего не ответил, и дальше они шли молча.
— Ну, вот мы и пришли, — с облегчением сказал Венков, которого уже начинало тяготить это молчание.