Георгий собирался пойти в город, чтобы установить связь с окружным комитетом. Он нетерпеливо поглядывал на солнце, которое медленно ползло по небу, и как влюбленный дожидался вечера. Почистил ботинки, пытался расправить помятые брюки, достал зеркальце. Впалые щеки заросли щетиной. Вода была только в манерке у санитара, но попросить не решился. Намылился, пользуясь слюной, и долго скоблил щеки. Вечер вползал в лес, но над кронами деревьев было все еще светло.
— Товарищи! — обратился Георгий к партизанам. — Всем нам нелегко. Сидеть и ждать — легче не станет… Надо нам возобновить связь с окружным комитетом партии, прибегнуть к помощи товарищей… Добыть провизию, лекарства… Придется, по крайней мере, пока не окрепнем, поступить на содержание окружного комитета… Кроме того, Доктор в плену, кто знает, всего можно ожидать. Больных товарищей надо куда-то перевести… Да и Мишо тоже… кто его знает, что может учинить… Вот какие дела, товарищи… Труднее всего будет с лазаретом…
— Поручи это дело мне! — сказал Владо Камберов.
— Хорошо! — кивнул Ваклинов и продолжал, — я бы сам занялся больными, но никто, кроме меня, не знает явок и наших людей в городе. А сейчас самое главное — наш отряд. Его надо сохранить во что бы то ни стало. Поэтому пойдете на базу не вместе, а поодиночке.
Наступил вечер, но Георгий не торопился уйти. Ему не хотелось расставаться с товарищами. «Откуда взялась во мне эта размягченность, — думал он. — Наверно, от усталости». Он еще раз оглядел себя.
— Ну, пошли! — сказал ему Владо Камберов.
Георгий в последний раз обвел взглядом партизан и молча двинулся следом за ушедшим вперед Владо. Нагнал его и придирчиво осмотрел.
— Почисти обувь, завяжи шнурки. Да и штаны мог бы залатать как-нибудь, — сказал он.
Владо поглядел на свои порванные брюки, грязную, кое-как зашнурованную обувь и, с добродушной виноватой улыбкой, ответил:
— Мне почему то кажется, что если я приведу себя в порядок, со мной что-нибудь худое случится.
— Да ну тебя! — с досадой сказал Георгий.
Они вышли на опушку леса. Хмурое лицо Ваклинова прояснилось, и он некоторое время молча шел рядом с товарищем.
— А мне, не знаю почему, сегодня больше, чем когда бы то ни было хочется иметь приличный вид. Тяжело на душе. Такое у меня чувство, будто я иду на самое важное свидание в своей жизни.
— И то правда, — согласился Владо. — Если не удастся установить связь, считай, что отряд погиб.
— Это так, — Георгий вздрогнул при мысли об этом. — А ты постарайся сделать все возможное.
— Что-нибудь придумаю, — бодро ответил Владо Камберов.
Они обменялись крепким рукопожатием.
— До свидания.
— До свидания.
И каждый пошел своим путем.
Увидев огни города, лежащего в узкой долине, Георгий остановился и некоторое время глядел на них, затем быстро пошел вниз по склону. Под первым фонарем еще раз окинул взглядом свою одежду, обувь, затем смешался с прохожими и, через полчаса, свернув в переулок, направился к домику, прильнувшему к обрыву над рекой. Прохожие поредели, и он внимательно следил за всем окружающим, боясь оглянуться, чтобы не привлечь к себе внимания. Притулившийся к темному склону дом, казалось, приветливо подмигивал ему освещенными окнами. Георгий замедлил шаги, прислушиваясь, не идет ли кто за ним. В это время впереди замаячил, такой же, как и он сам, одинокий прохожий. Они разминулись, скосив глаза друг на друга. Георгий отворил калитку, вошел в палисадник и облегченно вздохнул.
Поглядел на улицу.
Молодая женщина тащила за собой упирающегося малыша. Какой-то мужчина, забегая вперед заглядывал ей в лицо. Она делала вид, что не замечает его, но кокетливым жестом взбила челку на лбу.
— Смотри ты, чем только люди не занимаются! — подумал Георгий. Он улыбнулся и направился к двери.
…Связная сидела за швейной машинкой. Подняла голову, узнала его и в испуге вскочила на ноги.
— Это ты? — пробормотала она, словно не веря своим глазам.
— Неужели я такой страшный? — спросил Георгий, снимая кепку.
— Да нет, похудел только.
— Это ничего… — Георгий усмехнулся. — Был у нас один в отряде — мы худели, а он толстел…
— Что-что?
— Я про Нестора.
Георгий, без приглашения, сел на стул. Ноги его больше не держали его.
— Ты один, что-ли, спасся? — грустно спросила его женщина.