— Пойдем, — сказала Биязиха.
«Ведь он не ради себя на это пошел», — подумал Бияз, и эта мысль словно оправдала в его глазах поступок Владо, свалившегося к нему, как снег на голову.
— Ты того, принеси ему воды или молока. Может, он пить ночью захочет, — сказал Бияз.
— Все едино не уснем, будем присматривать за ним, ежели попросит…
— Ты все же принеси.
Биязиха вышла в кухню. Вскоре она вернулась, принесла кувшин с водой и миску айрана[17].
— Малыш пускай ничего не ведает, — шепнул Бияз жене, выходя из горницы.
Тихо вошли в спальню. На широкой кровати посапывал ребенок. Биязиха поклонилась в угол, где стояли иконы, и перекрестилась. Словно спохватившись, Бияз тоже перекрестился.
Некоторое время они сидели на кровати, потом прилегли. Беззвучно шевеля губами молились, чтобы ничто не нарушило тишину.
Тянулись минуты, долгие как часы: часы, долгие как вечность. Ребенок пошевелился и сладко зевнул. Это словно разбудило тишину. Где-то залаяла собака, за ней другая, третья…
— Что это, Трифон! — голос Биязихи дрожал как пламя догорающей лампадки.
Бияз метнулся к окошку и прильнул к нему в трепетном ожидании чего-то страшного. По улице шли, конвоируемые полицейскими, связанные по-двое, человек десять мужчин, за ними — женщина с ребенком на руках… Бияз с трудом перевел дыхание… Пожалуй, с ней не случится ничего страшного, ведь она с ребенком… И ему полегчало. Он направился к двери, словно подгоняемый неведомой силой.
— Трифон! — тихо окликнула его Биязиха, но он уже затворил за собой дверь. Выйдя со двора, он прислонился спиной к калитке, постоял немного, силясь успокоиться и вернуться домой. Но его неудержимо потянуло за связанными людьми, и он крадучись пошел следом, держась тени плетней.
Лай постепенно затих. На село снова опустилась тишина. Полицейские вели арестованных по шоссе. «Наверно, ведут в город», — подумал успокаиваясь Бияз. Только теперь он осознал, что он пошел за ними тревожась за их судьбу. Но как ему теперь вернуться? Хоть бы его никто не заметил! Он содрогнулся от страха, продолжая следить за конвоем… Вдруг Бияз насторожился, увидев что полицейские, наставив штыки, заставили арестованных свернуть с дороги и погнали куда-то через луг. У Бияза сжалось сердце, замер в горле беззвучный вопль. Он последовал за ними, прячась за деревьями.
Полицейские подвели арестованных к одинокому дубу, среди луга.
«Здесь я нечаянно снес голову птенцу», — вспомнил Бияз, и в душе его воскресло неприятное чувство, которое он тогда испытал.
— Один, два, три… десять мужчин, женщина и ребенок! — услышал Бияз как пересчитывают задержанных. Полицейские отошли на несколько шагов от них, подняли винтовки и автоматы. Треск выстрелов заглушил возгласы и крики… Снова стало тихо. Полицейские неторопливо направились к шоссе. Бияз упал на землю ничком… Зачем он пришел сюда? Мало ли у него своих горестей… Да будет проклята та сила, которая привела его сюда…
А земля пахнет весной, она равнодушна к человеческому горю…
Тишина встрепенулась. Как круги от брошенного в воду камня, распространились вокруг звуки детского плача. Бияз поднял голову. Робкая надежда зародилась в нем. Та сила, что привела его сюда, снова толкнула его вперед, на детский крик.
— Тихо, не плачь! — зашептал он, едва шевеля губами. — Как бы не услышали, пусть они уйдут. Я тебя возьму к себе. Никто тебя не хватится… Молчи, не плачь…
Но ребенок не умолк, заплакал еще громче… Один из полицейских пошел обратно к дубу. Бияз снова приник к земле.
«Молчи, молчи!» — мысленно повторял он.
Полицейский остановился перед неподвижной грудой тел, и короткий огонек обрубил детский плач. У Бияза перехватило дыхание. Глаза его наполнились слезами. Как безумный он побежал через луг. Сердце горело в груди. Кто это сделал? Люди? Может быть, ему померещилось? Он ужасался тому, что и он человек.
…Бияз вошел в дом. Дверь спальни скрипнула и перед ним, как одинокий подснежник, предстала белая рубашка его сына.
— Тятя!
— Уйди, убью! — прошипел Бияз и, ужаснувшись сказанному, зажал себе рот. «Скорей в горницу… надо опередить полицейских… иначе убьют меня, сына, всех нас убьют!» — мелькало в его помраченном сознании. Вошел в горницу, нащупал под лавкой топорище. Владо открыл глаза, увидел блеск стали…
Вешняя заря, разливаясь половодьем, посеребрила улицы, крыши и дворы пробуждающегося села.
Бияз спал безмятежным сном. Растянувшись на полу возле очага он проспал беспробудно несколько часов. Солнечный луч, проскользнув через окно в кухню, заиграл на его морщинистом лбу. Бияз открыл глаза и потянулся. На крыльце его встретил чистый весенний день. Он взглянул на небо, высокое и ясное. Светит ласковое и доброе солнышко… Он почувствовал свое ничтожество перед природой, какую-то тяжесть на душе… и вдруг вспомнил все, что произошло ночью, сердце его пронзила нестерпимая боль. Он повалился на землю. Пусть ударит молния и испепелит его… Пусть придут товарищи Владо и покончат с ним. Он сдавил горло в тщетной попытке задушить себя… Медленно поднялся на ноги… Его потянуло на улицу. Он должен с кем: то поделиться давившим его бременем. С кем? Только с Вагрилой, она будет молчать…