Но Вагрила, казалось, не слыхала ее зова. Она потянула за рукав высокого партизана. Тот повернул к ней голову. Встретив страдальческий взгляд Вагрилы, он выпустил руку Иванки и отступил от вереницы танцующих.
— Ты, что-ли, главный? — негромко спросила Вагрила.
Высокий партизан — это был Бончук — сказал:
— Главный наш погиб!
Вагрила повернулась к стоящему рядом Биязу.
— Видите этого человека, — сказала она Бончуку, — у него дочь сошла с ума в полиции, а зять его — партизан Мишо Бочваров…
— Здравствуй, товарищ! — сказал Бончук, протягивая руку Биязу.
— Убери руку! — остановила его Вагрила и тихо добавила: — Он убил вашего товарища… Владо.
— Вот как! — растерянно промолвил Бончук и вдруг, сорвав с плеча винтовку, шагнул назад: — Гадина!
Вагрила пошатнулась и повалилась на землю.
— Бончук, что случилось? — воскликнула Дафинка, подбежав к ним. Она наклонилась к Вагриле и помогла ей подняться.
— Вот этот убил Владо! — сказал Бончук, гневно сверкнув глазами.
Дафинка, в недоумении, вопросительно посмотрела на Вагрилу.
— Убери ружье, парень, — с трудом выговаривая слова, сказала Вагрила. — Этот человек никуда не убежит, он ждет расплаты.
— Да ты кто такая? — спросил ее Бончук.
Ох, зачем ее спрашивают, зачем бередят незажившие раны! Она снова пошатнулась. Дафинка поддержала ее.
— Сына ее Гергана повесили, а другого еще раньше убили, — тихо сказал Бияз.
Вагрила открыла глаза и, как бы извиняясь, пробормотала:
— Что-то все дурнота находит.
Дафинка поцеловала ей руку. Вагрила смутилась. К чему ей теперь почет, уважение? Это ей сейчас все едино, что монисто на траурном платье…
Тихо и молча вошла группа партизан в сад, где был похоронен Владо. Вагрила и Бияз остановились под грушей. Стрекотали кузнечики. Пахло травой. Прошелестев в листве, глухо шмякнулся о землю перезревший плод. Бунчук недоверчиво спросил.
— Где же могила?
Вагрила провела рукой по росистой траве.
— Здесь!
Партизаны обнажили головы и тихо запели.
Вагрила стала на колени и перекрестилась. Трифон Бияз всхлипывал, уронив голову на грудь.
твердо и громко зазвучала песня.
— Убейте меня! Скорей… — не выдержал Бияз, упал ничком на могилу. Песня смолкла. Бончук взял Бияза за шиворот и одним рывком поставил на ноги.
Партизаны вернулись на площадь. Здесь они остались до утра, беседовали с крестьянами. Вагрила сидела на земле, привалясь спиной к каменной ограде общинного правления.
Над Крутой-Стеной забрезжила заря.
Отряд построился на площади. Бончук выслал вперед дозорных и встал во главе колонны. Молодая партизанка завела песню:
В хвосте колонны, между двумя партизанами, шел Бияз. Вагрила поднялась и пошла следом.
— Куда ты? — обернулся один партизан.
— С вами… Одно у меня дело с ним, — сказала Вагрила, указывая на Бияза.
— И ты, что-ли, ему пособляла?. — спросил, нахмурясь, парень. «Точь-в-точь как Герган», — подумала Вагрила. Она протянула руку и коснулась пальцами румяной щеки юноши.
— И у меня был такой, как ты… Герганом его звали…
Партизан смущенно отвернулся.
— Ладно, иди. Только все равно ты ничем ему не поможешь. Ведь этакое дело — топором раненого…
Вагрила и сама понимала это. Страшное преступление совершил Бияз. Но ей хотелось увидеть своими глазами, как поступят с ним партизаны. Это было очень важно для нее, хотя она и не вполне сознавала, почему это так важно…
В лесу отряд расположился на отдых. Все, кроме дозорных, легли спать. Бияз тоже лег. Теперь, когда уже стало все известно, на него нашло какое-то успокоение. Ему было все равно, какой приговор вынесут ему товарищи Владо, он уже примирился со смертью и равнодушно ждал конца. Он уснул сразу. Приставленный к нему часовой, сидя в стороне, только изредка поглядывал на него.
Вагрила легла вместе с женщинами. Но уснуть не смогла. Мешала давившая на грудь тяжесть. Вагрила села. Так было легче дышать. Разглядывала лица спящих женщин. Словно почувствовав на себе ее взгляд, Дафинка открыла глаза.
— Почему не спишь?
— Не могу на свету, — ответила Вагрила.
В полдень артельщик расстелил на земле холстину, нарезал хлеба и брынзы, подозвал товарищей и приступил к раздаче. Покончив с этим делом, подал Вагриле хлеба с брынзой. Она взяла, но есть не стала, словно выжидая чего-то. И только когда увидела, что артельщик дал хлеб и Биязу, она с облегчением вздохнула и принялась за еду.