— Ничего, продашь.
— Не простоять бы понапрасну до вечера.
Покупатели проходили мимо, равнодушно поглядывая на их товар. После обеда перед ними остановилась дородная горожанка, с красивыми глазами и челкой черных волос, выбившейся из-под капюшона на белый лоб. «Ухоженная бабенка», — подумала Вагрила и принялась расхваливать курицу. Покупательница даже не взглянула на крестьянок. Надменно выставив пухлый подбородок, она сказала:
— Десять левов.
— Не знаю как тебя величать — госпожой или барышней, уж не взыщи, — мягко заговорила женщина. — Этих денег мне и на автобус не хватит, домой воротиться.
Покупательница прищурилась, прикрыв глаза длинными ресницами и раздраженно повторила:
— Даю за нее десять левов.
— Сынок у нее больной, у врача она с ним была, в расход вошла, — поддержала Вагрила свою новую знакомую.
Горожанка еще раз взглянула на курицу и заявила:
— Надбавлю два лева, но пусть мальчишка отнесет ее ко мне домой.
— Да ведь у него ухо болит.
Покупательница пожала плечами и пошла.
— Ладно, госпожа! — крикнула ей вслед спутница Вагрилы. — Пусть будет по-твоему.
— Где живешь, далеко? — спросила Вагрила.
— На Баждаре.
Закутанный в шаль мальчик взял курицу и пошел за покупательницей, стараясь не упустить из виду в сутолоке базара ее белый капюшон.
Когда Вагрила была еще девушкой, отец привез ей из Валахии в подарок тонкое светло-голубое покрывало для кровати. Даже запах этой ткани показался Вагриле каким-то особенным, удивительным. Покрывало это словно говорило ей, что люди в городе живут совсем иной, какой-то особенной жизнью, и внушало ей уважение к ним. С годами это чувство не рассеялось. И сейчас Вагрила не испытала никакой неприязни к надменной и красивой городской женщине, просто пожалела, что мальчику пришлось идти на этот Баждар, который почему-то представлялся ей далеким и крутым. Мальчик скоро вернулся. Он весело улыбался.
— Чего это ты, гостинец она тебе дала, что ли? — спросила мать.
— Да нет. Я все на дома смотрел. Они все одинаковые. И люди одинаковые, не различишь. А на каждой двери таблички. В том доме, где она живет, на табличке написано — Богдан Лесев.
— Верно, мужа ее так зовут.
Познакомившись с какой-нибудь крестьянкой Вагрила обычно не разлучалась с ней до конца базара. Они вместе отправлялись домой, если было по дороге. Но сейчас в торбе Вагрилы лежала передача для Стояна Влаева. Нужно было сходить в полицейский участок, но как сказать об этом своей знакомой. Под каким предлогом проститься с ней и уйти, избегая лишних расспросов? Ничего не придумав, Вагрила, выбрав удобный момент, шмыгнула в толпу. Покинув базар, она пошла узкими переулками. Острое чувство недовольства собой овладело Вагрилой. Она любила делать все в открытую, а теперь приходиться таиться от людей. «Сама виновата, — раздраженно укоряла она себя, — зачем взяла узелок. Сказала бы что времени не достанет, мол, своих дел много… Ведь всем не угодишь… Как бы Гергану чего худого из-за этого дела не вышло. И что теперь эта баба подумает — убежала от нее, ровно лиходейка какая!»
Терзаясь этими мыслями она подошла к воротам участка.
— Кого надо? — спросил дежурный полицейский.
— Стояна Влаева, — чуть слышно промолвила Вагрила не поднимая глаз.
— Кем ты ему будешь?
— Да никем, — подчеркнуто сказала она, надеясь, что полицейский поймет, что пришла она сюда не по своей воле.
Арестанты занимались уборкой двора.
Стоян Влаев подошел к ней, радостно улыбаясь.
«И смеется еще!» — возмущенно подумала она, совсем озлобляясь на себя за то, что пришла сюда.
— Добрый день! — протянул руку Стоян.
Но Вагрила, словно не заметив протянутой руки, наклонилась над торбой.
— Вот, это тебе жена посылает, — сказала она, положив на землю узелок.
— Хорошо, что догадалась.
— Трудно ей, совсем замаялась, — сказала она и, не прощаясь, пошла прочь.
— Да что я, виноват, что ли? Работал я, прямо с поля меня взяли!
Вагрила даже не обернулась, торопилась отойти подальше от участка.
Дежурный полицейский подошел к Стояну и, сунув ему под кос карманные часы, сказал с ухмылкой:
— Имеешь еще десять минут на свидание.
Стоян Влаев держал узелок двумя пальцами, отведя руку, словно боялся замарать. Лицо его судорожно покривилось.
Вечером, вернувшись домой, Вагрила ни словом не обмолвилась о встрече со Стояном. Не хотела даже думать о ней.