Он повернул коня задом к повозке с молодыми, глядя, как проходит мимо колонна арестантов.
Раздавшиеся в стороны люди вздыхали, глядя на тяжелые цепи, которые арестанты несли, перебросив через плечо.
Душа Бияза заледенела. «Надо же случиться такому, надо же было случиться»… Ноги его дрожали, он с болью вглядывался в арестованных. Один из них все вертел головой, глаза его бегали по лицам людей по обе стороны шоссе.
— Владо! — радостно крикнул Бияз и шагнул к нему. — Выпей за здоровье молодых, дочь замуж выдаю!
Владо Камберов замедлил шаги, протянул к баклажке руку. Затопал конь, и между ними встал Митю Христов. Баклажка застыла в дрожащей руке Бияза.
Повозка с молодой тронулась, и над притихшей толпой взвилось одинокое:
— Ии, хо-хо-о-оо…
Бияз побежал вперед и подтолкнул цыгана Анко. Тот, надув щеки, заиграл на флюгельгорне…
Звеня кандалами, колонна вышла из села. Звуки музыки и мерные удары барабана провожали их. Прислушиваясь к ним, арестанты невольно замедляли шаги, теснились друг к другу, потому что безнадежным унынием веяло на них с мертвых заснеженных полей. Митю Христов в струнку вытягивался в седле, словно с обеих сторон дороги за ним следили тысячи глаз, время от времени натягивал поводья, чтобы и конь, как он, высоко держал голову. «Замуж вышла, замуж», — подумал он о Тотке, но не почувствовал ревности. С удовольствием вспоминал он о том, как заставил толпу расступиться. Он ласково похлопал рукой по напряженно выгнутой шее коня, — вот кто ему помог. Конь словно понял его и весело зафыркал.
Владо Камберова угнетало сознание того, что они нарушили ход свадьбы дочери его знакомого, деда Трифона. Поглядев на Митю Христова, он замедлил шаг и поравнялся с ним.
— Господин старшина!
— Чего тебе?
Владо неловко помялся.
— Ну! — нетерпеливо воскликнул Митю.
— Мы у вас как птицы в клетке, никуда бы не убежали.
— Ничего не понимаю, — Митю придержал коня.
— Не надо было свадьбе мешать, — сказал Владо.
— А что, стоять и ждать, покуда пройдут, так, что ли?
— Так точно, господин старшина.
Митю захохотал, пригнулся к шее коня, плечи его тряслись.
Владо удивился. Он ждал, что его обругают, но этот смех… Он ускорил шаги, чтобы отойти подальше от полицейского, который продолжал заливаться смехом.
— Арестант, где ты… Иди сюда… Поближе, поближе, — закричал Митю Христов, весело улыбаясь. — Вот ведь как вышло, я и представить не мог, что мне такой случай выпадет… Иди, иди поближе… Не мог как следует все понять и оценить, а ты мне помог. Да иди ближе ко мне! Вот так. Приятно мне, что подсказал, — и он снова залился смехом.
«Как темпа душа этого человека, для него нет ничего святого», — подумал Владо, глядя на гордо гарцующего на коне полицейского.
Колонна медленно шла по заледеневшей дороге. В такт тяжелым шагам глухо звенели кандалы.
С утра Вагрила пошла в соседнее село, покрасить несколько мотков пряжи, и теперь возвращалась домой. Ей не хотелось идти в одиночестве. Чья-то телега медленно нагоняла ее. «Бабе одной и в полдень не годится идти», — подумала она, с надеждой вслушиваясь в напевное позванивание колес. Телега поравнялась с ней.
— На мельницу ездил, Иван? — обратилась она к вознице и шагнула к телеге.
— Нет, не на мельницу, — неохотно отозвался тот. — В Горной был. — И не останавливаясь, подхлестнул лошадь.
Чудное дело. Раньше, кто бы ни был, с чем бы ни ехал, предложит подвезти, а сейчас… Слышала, она, говорили что-то про «черный рынок». Что такое нашло на людей?.. Но знала, что нехорошо это, когда они начинают бояться друг друга.
Тихий мартовский вечер залег вокруг села. А в нем, как на острове среди океана вечерней тишины, мычала скотина, скрипели колодезные журавли. Из печных труб к небу тянулся синий дым. Вагрила заспешила к дому. Ее встретил свиной визг.
— Гуци-гуци, чтоб вас медведи съели, — Габювица вылила в корыто помои и встала на пороге, поджидая сноху. — Герган пришел!
— Какой же нынче день? — вздрогнула Вагрила. — Чего же он пришел-то?
— Не знаю, не спросила.
— Где он сейчас? — от волнения у Вагрилы помутилось в голове.
— В огороде.
«Верно, исключили его», — подумала Вагрила.
Герган не слышал, как мать подошла к нему.
— Ты почему здесь?
— Да немцы будут проходить, вот нас и распустили.
— Герган, сынок, будь осторожен!
— А что? — насторожился Герган.
— Плохие времена настали, гляди в оба. Хоть мал еще, а слова свои подбирай, как старик. Чтобы худого слова, крамольного, от тебя не услышали.