— Я слушаю вас, — нетерпеливо повторил Душков.
— Как-то раз и я надушился, — вырвалось у парня.
— Можешь опять надушиться, от тебя зависит, — сказал Душков, придвигая флакон на край стола.
— Да, но я хочу своим.
«Боже, и чего я теряю время с этими наивными детьми…» — подумал Душков и продолжал:
— Вот скажешь нам все, мы тебя выпустим, а там покупай себе хоть целый парфюмерный магазин.
Душков через силу улыбнулся и метнул сердитый взгляд на застывшего у двери Митю Христова. Но и тот, как и парень, был занят тем, что ловил носом непривычный запах, а заметив взгляд начальника, вытянулся еще больше.
— Давай, рассказывай! — на этот раз чуть ли не закричал Душков и вышел из-за стола. Его начищенные сапоги мягко ступили по ковру и парень невольно сравнил их со своими израненными ногами. Какую глупость он сделал, сказав, что признается во всем. Били, правда, здорово… А сейчас что бы это придумать?
— Ну! — склонился над ним Душков, отмечая, что у него осталось всего пять минут. — Говори.
— Душу просто выбивают, господин начальник, — сказал парень дрожащим голосом, прижимаясь к спинке стула.
— И выбьют, если будете молчать.
— Да, но я не об этом…
— Уберите его!
Митю Христов открыл дверь и вытолкнул парня в мрачный коридор. Душков снова побрызгал на себя одеколоном, провел ладонью по блестящим пуговицам своей куртки и быстро вышел. Флакон с одеколоном остался на столе.
Митю Христов запер парня в темном подвале, в котором велось следствие, и вернулся в кабинет начальника. «Пропах розой. Небось не по делу пошел. Пустой человек, за запах прячется», — подумал он, опускаясь в кресло начальника, и мысли его приняли несколько иное направление. «И зачем им это? Наверно, это помогает им чувствовать себя выше нас». Митю кисло улыбнулся и так сжал рукой флакон, как будто собирался раздавить его. Но вот лицо его прояснилось, он побрызгал на волосы и задышал, как заезженный конь. Надушив и грудь, он решил, что теперь он будет больше отличаться от… Как их там?..
Наклонив голову, Митю заторопился к камерам.
Скрип ржавых петель прозвучал как заключительный аккорд его отчетливых шагов. В смрадном мраке камеры ничего нельзя было разглядеть, и он зажег электрический фонарик. Светлый круг, как большое зеркало, прилип к стене. Митю Христов быстро пробежал взглядом по стенам, рассмотрел надписи, слова… Наконец, в светлый круг попала всклокоченная голова.
— Опять? — как бы из-под земли прозвучал шепот. Митю Христову он показался знакомым и он склонился над человеком, стараясь рассмотреть его лицо. Парень инстинктивно сжался, охнул и закрыл глаза, чтобы не видеть того, что сейчас произойдет. «И когда они только успели…» — подумал Митю, узнав парня и сделал шаг по направлению к углу, где лежал еще один человек. Парень открыл глаза, увидел, что руки полицейского пусты и попросил воды.
Митю Христов замер на месте и, захваченный внезапно озарившей его мыслью, быстро вышел. Через минуту он вернулся, неся в руке графин с водой, и сел на скамейку. Чтобы быть на виду, он поставил фонарик на землю. Потом запрокинул голову и начал пить. Вода забулькала в графине.
— Воды, воды, — жалобно стонал парень и в полумраке его глаза, большие и светлые, жадно смотрели на графин.
— Воды, воды!
Митю Христов медленно выпрямился и графин блеснул в его руке.
— Не дотрагивайся до него! — послышался из угла сердитый голос. «Только дай ему, будет лакать как…» — подумал Митю, опуская графин рядом с окровавленной головой парня. Бледная рука потянулась к нему.
— Не трогай, тебе говорят! — остановил его голос из угла.
— Воды, воды, — простонал парень и в изнеможении закрыл глаза.
Кровь прилила к голове Митю Христова. Он шагнул вперед и носком сапога повернул лицо парня к себе.
— Я не бью людей, не бойся!
Митю Христов направил луч фонаря ему на лицо.
— Гляди на меня! — заорал Митю Христов и нажал сапогом на его лоб.
Но парень не открыл глаз, по его босым, окровавленным ногам прошла судорога и Митю понял, что слова здесь бессильны.
Что-то сжалось в его груди. Пошатываясь, прошел он по коридору и вошел в кабинет начальника. Теплый воздух все еще хранил запах одеколона и Митю открыл окно, чтобы прогнать его. Огромная яркая люстра освещала комнату и ему казалось, что узор на ковре осклабился на него. Он быстро встал, погасил свет и только тогда начал медленно приходить в себя.