— Петковица! — услышала она и поглядела на дорогу. Направляясь к ней, быстро шла, почти бежала Илийца. «Стряслось что-то у нее!» — насторожилась Вагрила и вся подобралась, будто кто-то намеревался ударить ее.
— Петковица, поговорить мне с тобой надо!
— Тише только, — оглянулась Вагрила на мужиков.
— Здравко мой ушел.
— Ну как ушел, так и придет опять, — еще не понимая в чем дело, но желая успокоить Илийцу, промолвила Вагрила.
— Да убежал он, — сделав плачущее лицо, пояснила Илийца.
— Ох, что они делают эти парни! — заволновалась Вагрила, сразу же вспомнив о Гергане, и пошла, увлекая за собой Илийцу, к воротам своего двора, которые почему-то были распахнуты.
— Мама, почему ворота отворены? — крикнула она проходившей по двору свекрови, но тут же поняла нелепость своего вопроса и не стала дожидаться ответа. Они зашли под навес и встали так, чтобы их не видно было с улицы. Илийца теребила край развязавшегося платка. Слезы катились по ее обожженным солнцем сухим щекам.
«Словно выпеченные они, не размягчат их слезы», — неизвестно почему подумала Вагрила.
— А мой-то остался?
— О нем не знаю. Ох, пропала я, сестрица, пропала…
— Тише, тише, — Вагрила выглянула на улицу. Бияз повел коров и подложенная слега взбороздила укатанную улицу.
— Эй, Вагрила, где ты? — раздался голос Караколювца.
— Сейчас, сейчас приду!
— Знаю, что ничем ты мне помочь не можешь. Да ведь Здравко с Герганом вместе квартиру в городе снимали. Дай, думаю, скажу тебе…
Илийца пошла к калитке.
— Давай, давай! — суетился Караколювец, заводя буйволов во двор. Все его внимание было обращено на то, чтобы повозка не задела вереи узких ворот, потому-то он и не заметил, как Илийца проскользнула в калитку.
— Задержались мы с Биязом, да есть еще время разок съездить…
— Мне в город надо, — сказала Вагрила.
— Нашла время, успеется. Город не кукуруза на поле, не перегорит…
Караколювец не договорив, бросился отгонять буйволов от колоды. Потом накинулся на жену:
— Ты чего не глядишь? Ведь так опоить можно скотину… Ведь не остыли они еще.
Солнце клонилось к закату. Караколювец обошел груженую початками повозку и молча решил, что на сегодня хватит, не поедет он больше в поле.
Вот и пришло то, перед чем Вагрила чувствовала себя бессильной. «И он с ним убежал, и он с ним…» — шептала она и тревога леденила ее сердце. Она не раздеваясь прилегла в кухне на лавке, но беспорядочные, отрывочные мысли не давали ей уснуть.
Тихие шаги всколыхнули тишину в кухне. Звякнул ковш.
— Опять воды в доме нет! Сколько раз было говорено…
Ворчание свекра не задело Вагрилу, да и что сейчас могло раздражать ее? Душа, мысли ее были затуманены неясным, страшным предчувствием…
Было уже за полночь, когда она тихо вышла из дома. На рассвете она уже была в городе.
Хозяйка Гергана стирала пеленки.
— Доброе утро. Герган здесь?
— А где же ему быть. Наверно, спит еще…
Вагрила быстро поднялась по лестнице. Распахнула дверь.
Герган приподнял голову, сонно взглянул на мать и, зевнув протяжно, опять зарылся носом в подушку.
Тревога в душе Вагрилы улеглась. Жив и здоров, никуда не ушел — этого ей было достаточно. Она поглядела на лежащие в беспорядке книги и тетради, и густой сумрак в комнате, молчаливый как она сама.
«Перевести его на другую квартиру или оставить до конца года», — заколебалась она и опять взглянула на сына. А он сладко потягивался под одеялом, совсем не желая знать о ее тревогах. Хоть бы спросил, зачем пришла. Тревога Вагрилы сменилась гневом.
— Вставай!
Герган перестал позевывать и сбросил одеяло.
— Перейдешь на другую квартиру. Давай побыстрее.
— Чего это тебе вдруг взбрело?..
— Еще и не такое взбредет, коли вы такие.
— Каждый отвечает сам за себя.
— А, догадался, почему я пришла. Одевайся скорей, — потормошила за плечо Вагрила. — Где Здравко?
— Не знаю. Ну что ж, пойдем. Ты, видно, уж нашла квартиру. Я готов.
Покорность Гергана поколебала решительность Вагрилы.