— Один твой дружок свидеться с тобой хочет.
— Георгием звать?
— Георгием.
— Где он сейчас?
— Дома у меня сидит.
Мишо бросил прут. Накинул на плечи полушубок и пошел. Бияз прибрал в сарай топор и тесло, и двинулся следом.
«Хороший человек, — подумал он о Владо, — но в другой раз я ему все-таки не открою». Это решение немного успокоило его, и он догнал зятя. Оба молчали, думая об одном и том же. Бияз остался во дворе, а Мишо вошел в дом.
— Давно не виделись, а? — встал Георгий Ваклинов.
— Здравствуй, годок! — улыбаясь шагнул к Мишо Владо Камберов.
— Ты помнишь, о чем я тебе говорил? — спросил Георгий.
— Помню.
— Удивляешься, верно, почему мы здесь? — спросил Владо.
Мишо пожал плечами.
— Владо и твой тесть старые друзья-приятели, — сказал Георгий.
— Старая дружба, как старое вино, голова от него не болит, — усмехнулся Владо.
— Я думал, уйдете к тамошним партизанам, — сказал Мишо.
— И никто бы тебя не потревожил, да? — прищурился Георгий.
— Моя сила в земле, в селе, — Мишо взглянул на него так, будто собирался вступить в поединок с ним.
— А мы сильны, куда бы нас партия ни послала, — гордо поднял голову Георгий Ваклинов. Мишо опустил Глаза и умолк, он чувствовал, что не может устоять против Георгия. У того все было простым и ясным.
— Начали мы борьбу, как говорится, не на жизнь, а на смерть. Теперь в наших руках последнее средство — оружие, — сказал Георгий, как будто не замечал молчаливого упорства Мишо.
— Держим связь и с вашим селом, — заметил Владо.
— Через Стояна?
— Через него. И ты не стой в стороне. Не замыкайся в скорлупе собственного благополучия — это предательство по отношению к интересам класса, народа. Каждый бы хотел дома отсидеться!
— Очень сейчас приятно дома сидеть! — взглянул на него Мишо.
— А нам думаешь приятно, когда в нас стреляют, убивают нас… Когда жить становится невмоготу, долг настоящего человека — вступить в бой за жизнь, а если придется погибнуть — погибнуть героем. Что ты скажешь на это, Владо?
— Смерть порой как памятник, который человек сам себе поставит.
— Моя сила в земле, — стоял на своем Мишо.
— Дело в том, что человек уже не может быть спокоен даже под своей собственной крышей, на собственной земле. Сегодня нас могут мобилизовать, а завтра отправить сражаться на Восточный фронт. Сегодня нет керосина, завтра, может, не станет хлеба. Сегодня судят, завтра станут убивать по малейшему подозрению, — медленно, как гвозди забивал в сознание Мишо свои слова Георгий.
Вошел Бияз и остановился у двери.
— Ты что-то сказал о службе, о фронте. Что, опять нас призовут? — наивно спросил Мишо.
— Что за вопрос! — усмехнулся Георгий. — Ведь ты видел, что одним призывом дело не ограничилось. Второй раз как тебя мобилизуют, заставят и людей расстреливать.
— Может быть, — вспомнил Мишо, как убили старика и пленного партизана. — Но моя очередь прошла.
— Прав Мишо. Все по разу срок свой отслужат и войне конец, — поддержал зятя Бияз.
— Какой тут срок, дядя Трифон. Тут или победа, или смерть. Или с нами, или с ними. Третьего пути нет.
Мишо поглядел на Владо, словно просил его защитить от суровой правды Георгия.
— Нет третьего пути, — согласился и Владо. Но Мишо подметил в его глазах сожаление, что третьего пути нет, и окончательно убедился, что это действительно так.
Бияз посматривал то на одного, то на другого, но не вставал ни на ту, ни на другую сторону. Только сожалел, что и он ввязался в такие опасные дела, и самым страшным для него было то, что не было никакой возможности выпутаться…
Мишо Бочваров вышел. Мягкое весеннее солнце заливало тихую улицу и кровли домов. На Крутой-Стене кудрявились маленькие серые клочки тумана. Вошел во двор. На припеке у крыльца вязала Тотка. Она только мельком глянула на мужа и ничего не сказала, чтобы не сбиться со счета. Вязанье для нее было сейчас самым важным делом. Кончила считать и улыбнулась мужу, который сейчас был так далек от этого счастья.
Во дворе его ждал разобранный плетень. «Не отстанет от меня Георгий…» — мрачно подумал Мишо и с неохотой поднял с земли прут. На навес над колодцем села горлица, сладко запела.
— Цыц! — замахнулся прутом Мишо. Птица вспорхнула на дерево, повертелась на ветке и запела веселее прежнего.
К Недко Паше приехали в гости дальние сродники, да не какие-нибудь простые люди, а важное начальство. Крестьяне любопытствовали, расспрашивали о них Марию, жену Недко. А она уж в который раз, как вот сейчас, рассказывала Гергювице Враниловской: